Выход А - Евгения Батурина

– У меня сегодня ночует Антон Поляков. Подробности в следующем году в Москве!

И отключилась. Пусть у нас всегда остаются темы для разговора.

Я вернулась на кухню, где мама с Антоном накрывали на стол, а Владимир Леонидович с Кузей что-то искали, заглядывая во все шкафчики.

– Вот ноутбук! – обрадовался Кузя, увидев меня. – Мама утащила. Надо поставить его поближе к столу, чтобы не пропустить Новый год.

Интересно, почему в квартире, где столько комнат, все вечно оказываются на кухне? Наверное, трясущийся холодильник имеет над нами тайную власть.

Я отдала Кузе компьютер, взяла телефон, ответила на все поздравления – даже те, что в стихах. В фейсбуке люди подводили итоги. Говорили, что это был трудный, но хороший год, который их многому научил. Скоро из моего ноутбука, который заменял сегодня телевизор, примерно то же самое скажет президент.

– На пятерых накрывать? – спросила мама. – Больше ты никого не ждешь?

Если этот год меня чему и научил, так это тому, что ждать никого и ничего не надо, оно придет само.

– Привет, – сказала Жозефина Козлюк в телефон. – Я просидела на работе, застряла в пробке и опоздала в аэропорт. Все улетели, даже кот.

Она должна была ехать с родителями и лысым котом Зайкой в Прагу. Но теперь ехала ко мне.

– На шестерых накрывай, – попросила я маму. – И еще пару тарелок держи наготове.

Жозефина явилась уже в десять вечера, с подарками, которые, видимо, спешно скупала в открытых магазинах, и двумя пакетами ресторанной еды.

– Ты косплеишь Борю? – сердилась я, разглядывая чью-то ногу. – Это что такое!

– Это утиная ножка конфи! – возмутилась сестра Ж. – Чудом мне досталась, кто-то заказ не забрал. Осторожно, там, на дне, еще форель.

Со мной Жозефина была смелой, а на кухне застеснялась и ссутулилась. Басом поздоровалась, глядя в основном на попугая, и села в углу. Ее можно было понять – если вспомнить сложную историю моей мамы и Геннадия Козлюка. Мама, однако, стала невозмутимо расспрашивать Жозефину о работе и коте, избегая опасных тем. А потом и вовсе попросила своего нового друга Антона поухаживать за дамой и налить ей, например, колы. Сестра Ж. колу выпила, разговорчивее не стала, но из угла все-таки поглядывала уже более дружелюбно. Глазами спрашивала меня: «Это что, тот самый Антон?!» Я отвечала, тоже глазами, что да, тот, но это ничего не меняет в наших зарождающихся отношениях с Гошей. Кузя ныл, что тоже хочет играть в гляделки. Мама выкладывала на стол утиные ножки конфи, попугай созерцал это с ужасом. Владимир Леонидович встал, поднял бокал с лимонадом «Буратино» и предложил, раз все уже точно собрались, проводить-таки старый год. Я потянулась за своей бутылкой колы без сахара.

И тогда позвонил Гоша и сказал, что к нам едет его сербский папа.

– Он решил сделать мне сюрприз, – объяснял Гоша. – Только что прилетел в Шереметьево. Стоит там сейчас, ждет такси и спрашивает, куда ему ехать – в гостиницу или ко мне. Могу отправить его в клуб, но не знаю, сколько он будет сюда добираться. Дома у меня никого нет, Таня и Дора Иосифовна уже спят, они рано ложатся. А Боря…

– …а Боря уехал в Израиль и забрал твои ключи от своей квартиры! – бодро напомнила я.

– А ты хороша, – улыбнулся Гоша. – Так вот, у меня смелое предложение…

– Папа едет сюда, мы встречаем с ним Новый год, а после концерта приезжаешь ты с моим братом, – перебила я его. – Как зовут папу?

– Горан. И я приеду сразу, как англичане допоют! – пообещал Гоша. – Напоминаю уровень сложности: по-русски папа не говорит, знает английский, немецкий, французский и японский.

– Отлично, а наш попугай знает слово «аригато».

– Этого должно хватить, – уверил Гоша. – А тебе опять спасибо.

К праздничному столу я вернулась вразвалочку.

– Что на этот раз? – спросила мама.

– Ничего особенного. Давайте провожать старый год. К нам как раз едет старый серб. Папа Таниного папы. В полночь мы обменяем его на Илюху.

– Ура! – веселый Антон поднял бокал. Подозреваю, что в колу он доливал себе виски из пакета, с которым пришел.

Мы выпили в тишине. Я заметила, что новость о пожилом сербе не произвела на жителей и гостей Нехорошей квартиры особенного впечатления: все привыкли.

Мой телефон зазвонил через рекордные полчаса.

– Алло! – В трубке молчали. – Вас не слышно!

– Dobro veče! Srećna Nova godina! Goran je. Moj sin je rekao da ćemo se ovde naći. Jeste li vi Antonina? Imate veoma prijatan glas, ali ja ništa ne razumem, kakve su to gluposti! Može li na engleskom? Evo me ispred metroa i pokušavaju da mi prodaju jelku[7], – сказал Гошин папа.

Точнее, это я потом выяснила, что именно он сказал. А тогда распознала только несколько звучных сербских слов – «добрый вечер», «Антонина» и «глупости».

Кажется, папа Горан сразу понял, что у нас тут происходит.

Я на всякий случай перешла на английский, чем растрогала и обрадовала Гошиного отца – оказывается, таксист высадил его у метро, а какой-то подозрительный пьяный мужчина настойчиво пытался продать бедняге-сербу елку.

– Стойте у метро под фонарем, – скомандовала я. – Елку не покупайте. Сейчас за вами придет высокий человек в зеленой куртке. Он тоже довольно подозрительный на вид, но это обманчивое впечатление.

Владимир Леонидович уже надевал куртку в коридоре. Чтобы выглядеть, как и обещалось, подозрительным, натянул мамину розовую шапку.

Вернулись они быстро и, похоже, лучшими друзьями. Беседовали о погоде на смеси немецкого, английского и языка жестов. Горан оказался одновременно лысоватым, седым и длинноволосым. Немного нелепым и суетливым. И очень добрым, сразу видно. Триста раз извинился за доставленные неудобства. Обрадовался, увидев Кузю, просиял, вытащил из рюкзака огромный золотой «Тоблерон». Восхитился попугаем и отдельно его красным хвостом (Исаич вместо «аригато» сказал скромное «мерси»). Беспокоился, не замерзнет ли пьяный мужчина на улице – может, все-таки стоило купить у него елку.

Мы усадили Гошиного папу за стол, уверили, что продавец елок не нуждается в поддержке своего малого бизнеса. Я налила Горану колы – вроде бы, чистой, без виски, а мама положила ему на тарелку салат и пирожок. Антон сказал, что пора пить шампанское, и Жозефина, принесшая с собой пару бутылок, начала их одну за одной открывать, и так ловко, что мужчины обескураженно зааплодировали.

Мой план безалкогольной вечеринки провалился, но мне уже было все равно. Этот день, казалось, начался год назад. А год – вообще до нашей эры. Я сделала глоток колы без сахара и поняла, что устала. По-хорошему устала и по-плохому – от проделанной работы, встреч и проводов, поиска машин, телефонных разговоров, тайн и новых людей, от целого года, так не похожего на все предыдущие. Сейчас встретим новый, и я отдохну.