Пора предательства - Дэвид Кек

Барон Саллоухитский задумчиво потер подбородок.

— На то, чтобы добраться до города, нам нужен день, не меньше, даже если не ждать обозы. Если мы немедленно снимемся с лагеря, то к городу раньше сумерек все равно не попадем.

— Идти при свете дня, — поморщился Хонфельс, — и появиться слишком поздно для битвы.

— Да. — На лице Саллоухита была начертано лукавство.

Хонфельс хлопнул в ладоши.

— Ну и?.. Вы пытаетесь нас всех удержать. Правильно я понимаю?

Саллоухит в ответ слегка вздернул подбородок.

— Вроде того. Если мы выступим на закате, то доберемся до города примерно к утру или даже чуть раньше.

— А что толку от армии, которая всю ночь шла?

Барон Хонфельс пожал плечами.

— Тяжеловато придется. От нас до города — семь лиг по проезжей дороге. Земля размытая, колеи будут по колено.

Саллоухит снова улыбнулся.

— Зато мы можем застать Радомора врасплох.

— Не помешало бы, — согласился Хонфельс.

— Если Радомор догадается, что мы близко, он начнет окапываться. А если наши ирлакские друзья запрут ворота, мы окажемся снаружи без осадных машин — да и времени их строить у нас тоже не будет.

Сванскин поморщился и поднял руку. Похоже, прения с зеленым юнцом его утомляли.

— Значит, быть по сему. Если у нас и есть хоть какая-то надежда вышибить оттуда ирлакцев, нападать надо на рассвете — через день. Я отдам распоряжения. — Он покачал головой. — Чертов король Рагнал! Гарелин в оковах. Принц Эодан и земли Уиндовера откололись. Одному Небу известно, что стало с Монервеем. Королю следовало бы самому приехать сюда.

— Его величество, очевидно, считает иначе, — откликнулся Саллоухит. — В любом случае нам следует уведомить герцога Абраваналя о наших планах.

Хонфельс кивнул.

— Да, досадно было бы явиться в Акконель, когда весь гарнизон сладко спит в башне Гандерика.

Сванскин фыркнул.

— И где, по-вашему, мы найдем еще одного простофилю, который полезет в озеро?

— Я поплыву, — подал голос Дьюранд, вспоминая рокочущие угрозы озерного демона. Никого больше он не пропустит. А вся эта компания Дьюранду уже до смерти надоела.

Хонфельс опустил широкую ладонь на плечо молодого рыцаря.

— Подозреваю, приятель, едва ли нам удастся найти того, кто устал бы больше тебя…

— Пусть плывет, — буркнул Сванскин и проворчал себе под нос что-то насчет дураков.

Дьюранд посмотрел на отца — судя по виду, тот готов был уже прикрикнуть на Сванскина.

— Господа, чтобы пробраться мимо дозоров Радомора, я должен плыть после наступления темноты. Я пойду прилягу на несколько часов, а потом двинусь обратно. Времени хватит.

Саллоухит растопырил пальцы.

— Он уже один раз переплывал залив…

Дьюранду показалось, будто его отец хочет что-то сказать.

* * *

Проснувшись, молодой рыцарь увидел перед собой лицо брата.

Луны последней зимы не оставили на этом лице заметных следов. Хэтчин выглядел точно так же, как когда волновался о Дьюранде в Коле. За спиной у него, на западной стенке шатра, золотился солнечный свет.

— Мне сказали, уже пора, — произнес Хатчин. — Ты поплывешь, как только будешь готов.

После совета Дьюранд не стал искать родных, а провел весь день на соломенном полу чьего-то шатра — не столько по сознательному решению, сколько потому, что просто взял и свалился.

— Хэтчин, — сказал Дьюранд в виде приветствия.

Хэтчин изобразил умеренно-пылкую радость.

— Вести о твоих подвигах постоянно доходили до нас в Коль. Я слышал, ты сумел даже вытащить Ламорика из Орлиной горы — опасное место для заложника теперь, когда Рагнал созывает баронов на…

— Меня ждут у озера, — пробурчал Дьюранд. Пока он спал, кто-то накрыл его одеялом. После вчерашнего все мышцы болели, точно надорванные.

— Отец снаружи, — сообщил Хэтчин.

Дьюранд уже шагнул из шатра. Огромный лагерь, виденный им на рассвете, исчез. Из тысячи шатров сейчас оставался только один — тот, в котором он спал.

Отец Дьюранда стоял, сложив руки на груди. За ним над гладью озера — уже не серебряной, а золотой — сверкало Небесное Око.

— Дьюранд, — промолвил барон Хрок.

Юноша кивнул.

— Так ты в Акконеле?

Дьюранд чуть не рассмеялся.

— Да.

— Гм-гм… С Ламориком.

Прозвучало это почти неодобрительно.

— Теперь он наследник, — напомнил Дьюранд.

Отец кивнул.

Они стояли в теплом вечернем свете, не очень-то зная, что сказать друг другу.

— Ты поплывешь передавать герцогу сообщение?

Дьюранд посмотрел отцу прямо в глаза.

— Да.

Барон поскреб бородатую шею, глядя куда-то в землю между башмаками сына.

— Твоя мать постоянно о тебе говорит — с тех пор, как ты уехал, она многие часы проводит на коленях: молясь то о том, то об этом. Она, конечно, не знает, что сейчас ты в Акконеле.

— Мне пора возвращаться.

Завершив столь глубокую и содержательную беседу, барон кивнул.

* * *

Они спустили на воду одну из гребных лодок и направили ее нос в блестящую гладь озера. Кивнув на прощание, Дьюранд взялся за весла и погреб прочь от берега, а отец и брат, прищурившись, смотрели ему вслед. Сын вайрийца тоже смотрел, и свет Небесного Ока ярко пылал у него на лице. Налегая на весла, Дьюранд следил, как три фигурки уменьшаются вдали. И когда они наконец повернулись и ушли с берега, он даже охнул от острого чувства одиночества.

* * *

В лунном свете башня Гандерика торчала над темной полосой берега, точно светлый зуб.

Дьюранд слышал, как плещет где-то неподалеку морской демон, хотя тот больше не приближался.

Однако когда Дьюранд подгреб ближе к разоренному городу, в волнах заколыхались какие-то тени. Одни из них оказывались просто-напросто бочками или ящиками, но большинство представляло собой разбухшие от воды трупы, вынесенные в залив течением Бейндрола. Дьюранд не раз и не два задевал веслами что-то твердое. Если он перегибался взглянуть, что это такое, бледное лицо на миг показывалось из воды и вновь погружалось обратно. Юноша бормотал себе под нос оберегающие молитвы.

Постоянно поглядывая на стены замка, он подобрался к устью гавани настолько, насколько мог, не рискуя привлечь внимание стражников Радомора, и вскоре начал явственно различать голоса и видеть отблески лунного света на шлемах. Тогда Дьюранд положил весла на легкую рябь волн и осторожно скользнул за борт — каждый всплеск, каждый вздох далеко разносились над водой. Опустевшая лодка заскользила прочь легко, как скорлупка.