Пора предательства - Дэвид Кек

Он понюхал воздух мягкими ноздрями, а потом покачал головой.

— Давным-давно я был королем, владыкой всех жителей побережья — тучным от крови. — Серый язык, похожий на полоску испражнений, изгибался, будто наслаждаясь вкусом особенно памятного лакомства. — Мне подавали первенцев людей и зверей. Холодные тела — потешить меня во тьме. Теперь народ, предавший меня, корчится под пятой врага.

Гигант возмущенно рыгнул — над озером разлилась вонь, как от тухлого яйца.

— Давно уже насмешки были единственной моей пищей. «Бык» — так называли меня сыновья Аттии, вот и слали мне быков, нашпигованных железными стрелами.

Чудище зажмурило глаза-фонари. С огромной головы текла зловонная жижа.

— Ты носил их бычий талисман. Чую, чую этот мерзостный запах у тебя на шее. Хватит с меня насмешек!

Оно оскалило зубы, похожие на ряд свиных ребер.

— Две тысячи лет я ютился на дне вместе с сомами! Хлебал разбавленную кровь из моряцких сосудов, точно какой-нибудь беззубый старик.

Чудище с силой ударило по воде узловатым кулаком. Плотик закачался.

Если он не доберется до дальнего берега, Дорвен умрет. Все умрут. Поэтому Дьюранд втянул носом воздух и прорычал:

— Пропусти меня!

Водяной бык насмешливо склонил гнилую голову.

— Пропустить?

И сдвинулся с места.

Дьюранд выхватил Меч Правосудия Гандерика — но чудище оказалось быстрее. Стальная хватка сжала щиколотки пловца, потянула вниз. Вода сомкнулась над пальцами вытянутой кверху руки. Рыцарь погружался вниз, все глубже и глубже. Тяжесть черной воды выталкивала воздух из легких.

Еще миг — и он утонет.

В молочно-белом свете глаз озерного демона заплясали серые дюны — поверхность волн снизу. Чудище злобно смотрело на сжатого в кулаке Дьюранда. Огромные глаза пульсировали огнем.

— Что он сказал тебе, бродячий бог?

Дьюранд пытался вырваться. Он помнил встречу со Странником и данные Странником обещания. Это и спасло его от смерти в пучине.

В гнилостном облаке вновь сверкнули зубы. Леденящие огни чудовищных глаз вспыхнули новым светом. Точно полночная молния озарила лес мерзостных видений, рассеянных тут повсюду, — разбухшие трупы, привязанные за лодыжки и запястья. Размякшие мужчины в матросской одежде. Посинелые девушки в раздувающихся сорочках, перевитые черными водорослями. Быки, покачивающиеся на волнах.

А потом хватка ослабла, и Дьюранд вырвался на воздух.

— Ты не моя добыча. Не мне выхватывать тебя из мироздания. Даже сейчас Око направлено на тебя. Силы вверху и внизу наблюдают за тобой.

Впрочем, думаю, недолго тебе торжествовать. — Чудище оскалилось. — Люди жадны. Люди глупы. Люди — коварные дети, сердца их черны. Даже сейчас глупцы ссорятся за Великий Трон на длинных цепях, которыми ваши патриархи сковали королевство. Узы ослабли, и скоро уже я переживу отпрысков моего врага. Две тысячи тяжких зим — позабытый, всеми осмеянный…

Тварь фыркнула.

— Ты болтаешься у меня под носом, но я не укушу. Я не накликаю себе на голову Великие Силы из-за тебя и этого вот клинка. Однако я оставлю тебе кое-что на память — как сам я был оставлен в этих глубинах. Кое-что в твоем черном сердце.

Ваши мудрые женщины еще играют в свои игры насчет перворожденных? Каждому младенцу — пращур из числа Первых пробудившихся — и рок, который настигнет его через столько лет?

Чудовище ухмыльнулось, оскалив гнилые зубы.

— Ты, верно, Бруна. Бруна Широкоплечий. Бруна Предатель, Бруна Преданный. Душа твоя смердит предательством.

Дьюранд поморщился. Он слышал это имя из уст слепых мудрецов, Зеленых Дам, чудовищ и сумасшедших жрецов. Бруно из древних времен, предававший сам — и ставший жертвой предательства.

Чудовище демонстративно понюхало воздух, а потом склонилось ближе — теперь это был уже не исполин, а всего лишь черный теленок, растянувшийся на человечьей кости.

— И я чую, чую человека, что обратится против тебя.

Дьюранд заморгал.

— Ага, боишься, — обрадовался Изгнанный. — Какой участи ты заслужил, предатель? Я вижу час — и руку, что нанесет удар. Он известен тебе. Тот, кто повергнет тебя — он уже разил тебя прежде. Да-да, ты знаешь его — того, кто предает предателей.

Чудище издевательски засмеялось; по уродливой, полубычьей-получеловечьей морде расползлись глубокие морщины.

— Предательство горько — но таков вкус нынешних дней. И скоро ты хлебнешь его вволю.

Рука Дьюранда сжалась на рукояти древнего меча.

— Следующему, кто посмеет сюда заплыть, так не повезет. А ты… когда королевство падет, приходи ко мне снова, и я окажу тебе должный прием.

С этими словами чудище хлестнуло Дьюранда водяной струей по лицу и черной молнией кануло под воду.

* * *

Когда шершавые тростники начали задевать колени, Дьюранд поднял голову. Ноги коснулись песчаного дна. Продираясь сквозь еще державшие тростник наледи, он выбрался на берег и, дрожа, упал на песок.

Темные силуэты перевернутых лодок означали, что он выплыл близ какой-то из прибрежных деревень. Несмотря на всю срочность своей миссии, Дьюранд на миг прикрыл глаза. После долгого плавания по ледяной воде мышцы стали дряблыми, точно кишки в животе. А потом вокруг заполыхал свет.

Его обступили солдаты в цветах гиретских родов.

— Клянусь Силами Небесными… — произнес кто-то.

Небесное Око пронзило бледнеющий горизонт. Копья света ударили в туманные коридоры сознания Дьюранда. Он поморщился.

Солдаты — передовой дозор гиретского войска — упали на колени, касаясь лбами земли, точно приняли самого Дьюранда за одну из Небесных Сил.

— Что с вами?

Какой-то седой здоровяк решительно шагал в их сторону. Должно быть, капитан. Дав солдатам по внушительному пинку, здоровяк повернулся к юноше.

— Не очень-то удачливый шпион из тебя вышел, дружок. Давай вставай.

Дьюранд приподнялся на руках.

— Ну-ка, что ты затеял? — Седой капитан опустился на колени, пристально глядя Дьюранду в лицо. В руке он сжимал старый меч.

— Я от г-герцога, — кое-как выговорил Дьюранд.

Капитан сощурил зеленые глаза и мечом приподнял подбородок Дьюранда.

— Ничуть не сомневаюсь. Хотелось бы только знать — от какого?

Дьюранд медленно потянулся к Мечу Правосудия.

— Полегче, — предостерег капитан, но Дьюранд не стал обнажать клинок. В прищуренные глаза капитана сверкнули драгоценные камни, давным-давно вделанные древним мастером в перекрестье меча, прямо под изображением бычьей морды.

Капитан поморщился — не то от усталости, не то от раздражения.