Оружейник. Винтовки для Петра Первого - Константин Радов

Выход из днепровского устья стал невозможен – но я заранее знал, что у меня только одна попытка. Невещественным, но важным результатом оказалась рознь, посеянная между крымской знатью и султанским престолом. Майская засуха, вызвавшая неурожай на Украине, еще сильнее поразила Крым, и необходимость кормить пятидесятитысячную турецкую армию рождала ропот среди оголодавших татар. Разорение Гезлева подлило масла в огонь: пошли разговоры, дескать турки нас объели, а защитить от русских не могут. Авторитет хана пошатнулся, его воинственная позиция уже не находила всеобщей поддержки.

Последним делом, совершенным на обратном пути, стало превратившееся в регулярную повинность здешних полков разорение Сечи Запорожской. Правда, большинство изменников вместе с атаманом Гордиенко два года как переселились в Буджак, ближе к Дунаю. Но горстка самых упрямых осталась на Днепре, в низовьях, близ Олешковских песков: они-то и сражались с нами у острова Томаковка. Страдая от воспаления и не ожидая серьезного боя, послал я полковника Юрьева захватывать лодки и жечь брошенные обитателями курени, что он и исполнил с исчерпывающей аккуратностью. После сего, третьего подряд, разорения, Сечь в этих краях более не возобновлялась. В дальнейших кампаниях союзные туркам запорожцы не показали никакого действия.

Пришедши в Каменный Затон, вновь укрепленный (даже лучше прежнего) руками солдат апраксинского корпуса, я нашел там приказ Бутурлина немедленно по получении сего прибыть в Богородицк, где все командование корпуса находилось. Разместив людей в недостроенных мазанковых казармах и поручив их старшему по службе полковнику, вместе с белоцерковскими казаками прошел снизу вверх пороги и явился к генералу с рапортом. Он благосклонно выслушал рассказ о крымских приключениях и повернулся в сторону, где на стульях в уголке скромно сидели незнакомый мне гвардейский офицер и какой-то статский приказного вида.

– Прошу вас, господа.

– Генерал-пленипотенциар-кригс-комиссара Якова Федоровича Долгорукова приказом определено мне, капитану Немирову, и авдитору Жохову ревизовать казенные суммы, отпущенные на провиантское довольствие войск, состоящих в команде бригадира Читтанова. Соблаговолите, господин бригадир, представить отчеты и дать объяснения.

Физиогномия моя представляла, должно быть, весьма живописное зрелище. Черно-синяя опухоль под глазом, как у неудачливого кулачного бойца, еще не исчезла, а только пошла зеленоватыми разводами; щека перевязана платком со спиртовым компрессом, распространяющим аромат винной лавки; и на фоне сего великолепия – глаза деревенского дурачка, которому злые мальчишки дали крепкий пинок по заднице, а сами спрятались. Поскольку, при нерегулярном поступлении денег, приходилось заимствовать на провиант средства от крепостного строительства и возвращать по мере поступления, строительные дела тоже попадали в ревизию. Наконец любезные гости попросили предоставить им опись моего собственного имущества.

На этом я очнулся и с елейной вежливостью предложил уважаемым ревизорам проследовать в мои апартаменты, где подвести итог богатству будет, без сомнения, сподручнее. Озираясь в поисках несуществующего комендантского дома, они прошли за мной в артиллерийские мастерские. Там сторож отворил каморку, где я имел обыкновение спать, находясь в Богородицке. Из-под нар появились матросский сундучок с книгами и ящик со слесарными инструментами.

– Вот. Еще то, что на мне, но не всё. Мундир чужой. Шпага, башмаки и шляпа – тоже, их надо вернуть, когда обзаведусь. Денег нет. Совсем нет, ни копейки. Питаюсь из солдатского котла; если сие не по указу – запишите. Да, еще есть деревня, жалованная государем, только с нее дохода никакого: и так мужики с голоду пухнут.

Гости мои заскучали, даже раздумали делать опись, не утратив, однако, рвения в поисках злоупотреблений. Проверка денежных счетов и расписок затянулась на месяцы, до зимы. Впоследствии мне передали одну их беседу с Бутурлиным, из которой Иван Иванович не делал секрета:

– Именно это и подозрительно, господин генерал-майор! Если человек показывает столь мало имущества, совершенно очевидно, что он заранее думал о возможности разоблачения и конфискации и принял свои меры, кои могут быть многообразны – от закапывания денег в землю до передачи доверенному лицу или отсылки за границу…

– Хоть ты и авдитор, а дурак. Совсем людей не знаешь. Этот итальянец, он только до чинов жадный. Везде суется, мельтешит перед государем – видно, что метит в генералы. А деньги ему – тьфу! Как приплыл из-за моря голодранцем, таким и остался. Скажи-ка лучше, кто князю Якову Федоровичу на мою дивизию поклеп возвел?

Последний вопрос остался без ответа. Понятно, что казнокрады, коим прищемили вороватые пальцы, попытались использовать против меня мое же оружие (и свои немалые связи), но не преуспели. Ревизоры обнаружили лишь то, что некоторые суммы использовались не по назначению, однако, рассмотрев дело, признали своевольные изменения достаточно обоснованными. Из самой внимательной проверки я вышел чист, что случалось в армии крайне редко, и мог бы радоваться возвышению своей репутации, если бы не огорчение от преждевременного окончания для меня кампании против турок. Я отправил государю подробный доклад о военных действиях и пропозиции на будущую кампанию, в сопроводительном письме не преминув заметить, насколько вредно для дела отвлекать офицеров от несения службы неуместными ревизиями, кои можно с лучшим успехом проводить во время нахождения войск на зимних квартирах.

Вынужденное пребывание в тылу уместно было использовать для усовершенствования городского и войскового хозяйства, совсем заброшенного мною за недосугом. Должен сказать, что пребывание на Днепре значительной армии пошло на пользу крепостному строительству. Известна поразительная способность русских солдат обустраиваться во всякого рода временных лагерях, при полном отсутствии средств и условий: поселят в продуваемой и промокающей палатке, глядь – а у них откуда ни возьмись землянка с печкой появилась, да так выкопана, что тепло и сухо. Адриан Никитич использовал это свойство, снабдив людей строительными материалами, и совершил чудо – заставил почти всё выстроить где надо и как надо. От полевого укрепления с землянками до крепости с казармами – всего один шаг, и он был сделан. Вниз по реке появились фортеции у опаснейшего из всех Ненасытецкого порога и у двух татарских переправ: Будиловской и Кичкасской. На Хортице и Томаковке сделали редуты. Вместе с обновленным Каменным Затоном эта цепочка обеспечила нам безопасный путь, а неприятелей лишила маневра. Одиночный лазутчик еще проскочил бы, но значительный отряд крымцев мог переплыть Днепр только ниже системы укреплений, распространение коей до самого устья было делом времени. Возведенные в Богородицке двухэтажные казармы позволяли зимовать пехотной дивизии без малейшей тесноты. В спешном порядке доделывались хлебные магазины, пекарни, бани, кузницы и все прочее, что нужно регулярному войску.

Расходы, не предусмотренные сметой, всплывают при таком большом деле ежедневно и ежечасно. Препятствие в виде сидящих над душой ревизоров чрезвычайно усугубляло мои страдания. Требовался щедрый источник неучтенных денег.

Я считал, что заблаговременно позаботился об этом. Люди и инструменты, нужные для делания железных изделий на продажу, больше года как приехали из Тулы вместе с Козиным. Но работа не шла: сначала надо было устраивать мастерские, а потом мешал недостаток топлива. Древесный уголь приходилось возить аж из брянских лесов.