Оружейник. Винтовки для Петра Первого - Константин Радов

Походный атаман опускает голову. По совести, возразить нечего – но идти против своих казаков не менее тяжко. Я не даю времени для ответа:

– И второе. Был уговор христиан не обижать? Тогда какого черта твои молодцы армянских девок валяют?

– Господин бригадир, та много ли тех девок… Разве случайно какие под горячую руку попали…

– Сказал бы я, подо что они вам попали… Этак мы для христианских жителей хуже татар станем. Освободители, на хрен: отцов освободили от денег, дочек – от невинности. Ладно, баб можете оставить, им все равно обратного пути нет. А деньги надо переделить – или валите прямо сейчас на все тридцать два румба.

Загорелые лица сереют и вытягиваются. Угроза нешуточная. Смерть, только чужими руками. Большую, хорошо вооруженную флотилию битые на воде очаковские турки атаковать не смеют, а дюжина чаек – их верная добыча. Судьба Чалого и его ватаги у всех на уме. Возвращаться-то надо!

– Не… Ну як же… Погубить нас хочешь, Олександро Иваныч…

– Вы сами погубить себя захотели, когда отдельно гроши раздуванили. Знаете ведь, что за своих людей до последней крайности стоять буду. Ежели по-честному, пожалуйте к моему полковому казначею. Не желаете – прогоню раз и навсегда. Было такое, чтоб я не исполнил своего слова?!

Неостывший кураж после боя – как крылья за спиной. Сегодня мне можно почти всё: умение побеждать дает воинскому начальнику необыкновенную духовную силу. Деньги нужны (давно мечтаю обзавестись вторым комплектом котлов и заставить солдат пить кипяченую воду), но это не главное. Надо пресечь своеволие и показать, кто здесь хозяин. А еще установить равенство в добыче и не дать развиться взаимной вражде. Ну а если кто-то думает, что только он имеет право на хабар, а «москаль» пусть воюет за голое жалованье, без такого человека я обойдусь. Полчаса ожесточенного гвалта в стане казаков – и целая депутация тащит медный казан, наполненный монетами. Акче – турецкие копейки – делят не по счету, а на вес, посему развесить казачью и солдатскую доли недолго. В награду за покорность разрешаю завтра погулять по татарским аулам на берегу, в стороне Инкермана.

Согласно расчету времени, на разорение побережья у меня не больше трех дней. Скачут, торопятся гонцы. Исходят смертным потом загнанные кони. Сегодня турецкий адмирал узнает о нашем выходе в море, завтра – о взятии Гезлева. Пошлет, всего скорее, несколько фрегатов. Через пару дней они у инкерманского мыса, еще через три-четыре – в Очакове, и тогда обратно нам прорываться с боем, имея неважные шансы на успех. Ошибка турок, что не перекрыли раньше днепровское устье: привыкли с этой стороны ждать неприятностей только от запорожцев.

Пройдя до устья Альмы (селения стояли пустыми, сопротивляться дураков не было), я повздыхал о Бахчисарае, лежащем всего лишь в двадцати пяти верстах, и отдал приказ на возвращение. Лучше не рисковать зря и иметь день в запасе, ввиду «неизбежных на море случайностей». Каменный Затон отомщен, сотни русских пленников вернутся с нами на родину (большей частью из свежего ясыря, со Слобожанщины). Теперь несколько дней каторжной солдатской работы на веслах – и мы будем в безопасности. Сделав короткие ночные передышки у Тарханкутского мыса и на Тендре, флотилия вышла к устью Днепровского лимана. Показались зеленые бугры северного берега и песчаные отмели южного, белеющие домики очаковских подгородных слобод… Обновленные тяжелые батареи на берегах – и линейный корабль на фарватере.

Двухпалубный тяжелый корабль, с прямым вооружением на первых двух мачтах и бизанью под латинский парус. Зеленое знамя с белыми каракулями обвисло на флагштоке. Откуда он взялся? Из Керчи не успеть, это точно. Ждал в Аккермане? А может, пришел с Босфора, еще не зная о наших действиях? Случайность или подготовленная засада? Могли турки заранее знать мои планы?

С таким врагом не пошутишь. Больше пятидесяти пушек. На нижней палубе, скорее всего, восемнадцатифунтовки. По английской системе это был бы четвертый класс, тогда наверху девять фунтов, на квартердеке шесть. Впрочем, у турок не угадаешь: они еще сохраняют короткоствольные орудия под каменные ядра. В любом случае каждый борт сильнее всей моей флотилии. Трехфунтовки на чайках можно вообще не считать: они не пробьют обшивку.

– Что скажешь, капитан?

Савелий Кононов вообще-то капитан-лейтенант, из числа командированных Федором Матвеевичем, однако он капитан флагманской галеры, мой помощник по морской части и почти земляк: учился в Венеции, бегло болтает по-итальянски. Именно русские способны выучиться говорить на итальянском наречии так, что трудно отличить от местных уроженцев, и, наоборот, итальянцы на русском. Звуковой строй речи очень сходен. Ну а поговорить Савелий любит – на любом языке.

– Ширина устья три с половиной версты, турок стоит на якоре почти посередине. Проскочить между ним и батареями? С четырехсот сажен стрелять ему не близко, но уж больно удобно: бортовыми залпами по безответной цели… Ну, если людей не жалеть, пройдем: лодок много, все не перетопят. Абордировать его – не знаю, что выйдет. Всем ведомо, как государь с князем Меншиковым брали шняву «Астрильд» и галиот «Гедан». Только шнява она и есть шнява. Линейный корабль ежели кто с лодок и атаковал, потом не имел возможности о своей отваге рассказывать. Разве что рыбам.

– Сава, ты вот что скажи. Сможет он маневрировать или так и будет стоять до конца боя?

– Сейчас штиль, если не считать сии редкие вздохи Зефира. Якорь поднять недолго, но толку-то? Без буксировки ему даже не повернуться. А что, Александр Иваныч?

– С кормы зайти – можно с ним переведаться. Действие бомб ты видел.

Есть другие способы. Взять батарею на косе, десантом. Осматриваю берег в сильную подзорную трубу: позиции укреплены с фрунта и тыла, сильное пехотное прикрытие. Нам артиллерию не подтащить. Лезть на редуты с одними фузеями можно, но очень тяжело: даже при удаче не меньше четверти своих людей положить придется. Потери и так больше, чем хотелось бы: Гезлев обошелся нам в сорок убитых и почти сотню раненых.

Из этих соображений корабль предпочтительней. Морские баталии суть большая трата пороха и малая – людей. Даже в случае неудачи можно потом решиться на атаку батареи. Наоборот – вряд ли. Если же выйдет конфузия в обоих пунктах, придется бросить суда вместе с артиллерией между Кинбурнским мысом и Перекопом и пробиваться к Днепру пешими в окружении татар, желающих выразить благодарность за гезлевское дело. Не прав Савелий, на лодках не пройти: вон у очаковского берега показались галеры, ловить уцелевших после перекрестного обстрела с корабля и береговых батарей.

Пока я думаю, подтягивается отставший хвост каравана. Штаб-офицеры прибывают ко мне, получают распоряжения и отправляются исполнять. Лишние солдаты с гаубичных канонерок уходят на другие суда, гребцами остаются предпочтительно охотники из тех, кто хорошо умеет плавать. Хотелось бы убрать подалее егерей, оставив на веслах одних фузилеров, но нельзя. Нарушишь дух боевого товарищества.

В Бразилии, рассказывают, водится рыбка – мелкая, но зубастая, которая нападает стаей, не глядя на размер добычи. Так и десяток моих лодок устремляется к страшному противнику. Во второй линии – галеры, тоже имеющие по тяжелому орудию. Две из них захвачены в бою у Томаковки, отремонтированы и отмыты от дерьма. Пленными турками отмыты. Моя скампавея – в центре. Этим боем я должен командовать сам: никто другой не заставит канониров и солдат совершить невозможное.