Поворот к лучшему - Кейт Аткинсон

Вокруг по-прежнему было много народу, но быстро темнело, и в стороне от дорожек и фонарей царил полный мрак, соблазнявший преступить закон тем или иным способом. Темнота резко сгустилась, и Джексон понял, что это выключили огни на куполе цирка. Внутри у него все словно налилось свинцом — он вспомнил, как тогда, больше сорока лет назад, шел домой из цирка, держа мать за руку — само воспоминание о матери уже давно превратилось для него в тень, — и, шагая вверх по склону — их город стоял на холмах, — оглянулся и увидел, как сверкающий огнями цирковой купол внезапно утонул в темноте. Это странно растревожило его, но тогда он не мог дать названия своему чувству. Теперь он знал, что это меланхолия. Меланхолик, холерик, флегматик. «Вашей флегматичности можно позавидовать, мистер Броуди», — сказала ему вчера Луиза Монро. Был еще и четвертый тип, как же его? Сангвиник. Но его истинной натурой была меланхолия. Несчастный он ублюдок, другими словами.

«По всей Европе гаснут фонари»,[100]— подумалось Джексону. Боже, ну и цитату он выбрал. В последнее время он много читал по военной истории, спасибо «Амазону». Он снова вспомнил то стихотворение Биньона. «На закате солнца». Единственная нормальная строка, остальное — туфта. И на самом деле, виконт Грей смотрел, как фонари зажигаются, а не гаснут, хотя некоторые считают, что он вообще ничего такого не говорил. Боже, только посмотрите на него, жалкого неудачника среднего возраста, — уселся на скамейку в парке и разглагольствует сам с собой о стародавней войне, к которой никакого отношения не имеет. Ему срочно нужна банка пива. Когда же он начал считать себя неудачником? «Нам не увидеть, как они загораются вновь». Он не станет винить Джулию, если окажется, что он ей наскучил.

И вдруг его жалость к себе потеряла актуальность, потому что появилась она — его мертвая девушка. Там, в цирке, ему не показалось, она действительно была там, а теперь она была здесь, шла по парку прямо к нему, то появляясь, то исчезая в тени деревьев.

На ней были высокие каблуки и летняя мини-юбка, и ее безупречными ногами нельзя было не залюбоваться. Он резко встал и пошел ей навстречу, не зная, что ей сказать, разве что: «Эй, вы так похожи на одну мою знакомую утопленницу!» На фоне общепринятых способов завязать разговор такое начало явно не смотрелось. Конечно, на самом деле она никакая не его мертвая девушка, если только та не восстала из мертвых, а он был совершенно уверен в том, что это невозможно. Даже представить нельзя, какой хаос начнется, если мертвецы повстают из могил.

А потом — и, на взгляд Джексона, это был уже немножечко перебор — из тени выполз не кто иной, как его старый знакомый Хонда. Теренс Смит крался за девушкой на цыпочках, словно персонаж мультфильма. Этот тип был настоящим бомбовозом, а бомбовозам не пристало ходить на цыпочках. Да, девушка была жива, но Теренс Смит явно намеревался ее умертвить, и не привычной битой, а каким-то нейлоновым шнурком. Собака, бита, шнур — целый арсенал.

— Эй, — заорал Джексон девушке, — обернитесь!

Ничего лучше он придумать не успел, потому что Теренс Смит уже накидывал шнур ей на шею. Крик Джексона предупредил ее об опасности, и ей удалось просунуть под шнур руки. Она тянула изо всех сил, чтобы Теренс Смит не смог затянуть петлю.

Джексон рванул по дорожке в их направлении. Поближе тоже были люди, но по простоте душевной они даже не догадывались, что у них на глазах душат девушку. Не успел Джексон добежать до цели, как она сумела молниеносно проделать что-то очень действенное — между каблуком ее туфли и пахом Хонды, и бедняга Терри, смачно всхлипнув, рухнул на землю. Хлюпик, подумал Джексон. Девушка не стала ждать, пока он очухается, вместо этого она скинула туфли и помчалась обратно по направлению к цирку и, когда Джексон поравнялся с Теренсом Смитом, корчившимся в конвульсиях, уже скрылась из виду.

Стоны Хонды привлекли внимание пары прохожих, которые, очевидно, приняли его за жертву нападения, а того, кто стоял над ним, за нападавшего. Это мы уже проходили, подумал Джексон. Его мозг терял драгоценные секунды, силясь просчитать конвергенцию, состоящую из него самого, его старого приятеля Терри и девушки на одно лицо с утопленницей из Форта. Пока она боролась со своим противником, он успел заметить крестики у нее в ушах. «Для кого совпадение, — подумал он, — а для меня — логическая связь». Джексон разрывался между желанием допросить Теренса Смита, особенно с бонусом в виде возможности попутно превратить его в котлету, и броситься вдогонку за двойником мертвой девушки.

Решение пришло само с прибытием полицейской машины с двумя констеблями в форме, одним мужского пола и одним женского, не иначе как на развод, которые прытко из нее выскочили и зашагали по дорожке с решительным видом, хорошо знакомым Джексону, — пусть он и тормознул с оценкой ситуации, но был готов в момент набрать скорость. Один из прохожих указал на Джексона, крича: «Вот кто это сделал!» Вот спасибо, подумал Джексон, большое спасибо. Сегодня его уже раз осудили за нападение на Теренса Смита, во второй же раз точно посадят. Он глубоко вдохнул, что было больно, и побежал.

Один из полицейских, женская особь, остался с Теренсом Смитом, все еще кудахтавшим над своим мужским достоинством. Джексону хотелось точно знать, что именно сделала та девушка, чтобы передать эти знания дорогим ему женщинам на случай, если им накинут на шею веревку. Боже упаси.

Второй констебль ломанулся по дорожке за Джексоном. Он был грузной комплекции, и в нормальном состоянии Джексон мог легко его обогнать, но побитые ребра затрудняли эту задачу, и он сорвался с главного трека в окружавший цирк лабиринт автофургонов и платформ для животных. Он запнулся, упал, сбил кого-то с ног. Кто-то смачно его обругал, но он даже не остановился, чтобы выяснить кто и почему, а продолжал бежать, петляя между транспортными средствами, ставшими лагерем вокруг цирка.

Вбежав в проход между рядами грузовиков, он остановился, чтобы перевести дух. Он слышал, как полицейский с кем-то разговаривает. Вообще-то, он надеялся, что бродяжий инстинкт членов цирковой труппы побудит их помочь ему и направить закон по ложному следу («Он побежал вон туда»). Ничего подобного. Констебль, грузный, но упорный, пошел между грузовиками. Джексон прижался к стенке огромного генератора, но слишком поздно — полицейский заметил его и проорал что-то нечленораздельное, не иначе от удивления, что вдруг напал на свою добычу. В Джексоне заговорил полицейский: ему хотелось уверить его, что он неопасен, ведь парень был без напарника, а значит, и без прикрытия и понятия не имел, на что Джексон способен, а значит, был напуган еще больше, чем он сам. А на что именно он способен?

Он не стал ждать, чтобы это выяснить, а снова бросился шнырять между машинами ставшей на прикол автоколонны. Гонка его измотала, ребра болели так, что он с трудом сохранял вертикальное положение. Он уже был готов сдаться и прекратить эту игру в прятки, как кто-то или что-то (он надеялся, что все-таки «кто-то») схватил его за руку и утащил в темноту.