Мятежный - Л. Дж. Шэн

Иногда я думала, что у моей мамы было правильное сердце, когда все это произошло, и, возможно, это самое худшее.

Она пыталась быть матерью и женой, но никогда последовательно. Она обычно выгоняла моего отца из дома по самым пустякам. Потому что он не вынес мусор, или случайно неправильно подстриг мне челку, или опоздал с работы, потому что был занят важным делом. Затем мелочи превратились в большие проблемы, потому что он был слишком расстроен. Он слишком много выпил. Он слишком сильно на нас давил. Он показывал ей, что любит ее все меньше и меньше. Как и во всех партнерских отношениях без любви с детьми, они оставались вместе, надеясь, что когда-нибудь, каким-то образом, это исчезнет.

В тот день, когда он умер, шел дождь. Нет, не шел дождь, лил. Я вспомнила, как думала, что Бог плачет вместе со мной. Я вспомнила, как думала, что Бог несправедлив, потому что я уже была несчастна, и я даже не сделала ничего плохого.

На его похоронах через несколько могил стояла рыжеволосая женщина, прячущаяся за большими очками. Она пристально смотрела на нас. Я не знала, почему.

Теперь я знаю.

Затем я вспомнила, как Даррен появился на снимке, удобно близко к тому времени, когда умер папа. Вся хронология того года была размыта. Двенадцать лет-неподходящий возраст для потери родителей. Ты на пороге гормональной революции, твое тело расцветает, твоя невинность увядает, и все кажется личным.

Сначала я охотно бросилась в распростертые объятия Даррена.

Я так жаждала любви, было так невыносимо одиноко, что поглощала его внимание, как воду в пустыне.

И Пэм это понравилось. Впервые с тех пор, как я родилась, она посмотрела на меня с улыбкой на лице. Конечно, это было потому, что я играла прямо в ее второй семейный план, но, тем не менее, ей это нравилось.

А потом это случилось.

Это случилось.

Пришло воспоминание, а вместе с ним и ужасное осознание того, как я оказалась здесь, на этом пляже, в этот час, преданная и лишенная всех значимых отношений, которые у меня когда-либо были.

Той ночью.

Его спину.

Как только он закрыл дверь.

Запер ее.

Положил ключ над высоким шкафом, до которого я не могла дотянуться.

Повернулась и шепеляво сказал: – Привет, Джесси.

Я рухнула, мои колени ударились о песок, мои руки пытались ухватиться за него, как будто это были веревки, по которым я могла бы взобраться. Веревки, ведущие ко всему воспоминанию, которое теперь было таким ясным, таким ярким, таким реальным.

Мне не следовало там быть.

Но я была.

Я вспомнила бутылку водки, которую он поставил передо мной.

На ней была снежинка.

ДЖЕССИ

Восемь Лет Назад.

ПЭМ КАРТЕР ПРОСТО ХОТЕЛА, ЧТОБЫ ее воспринимали всерьез.

Во всяком случае, так она мне сказала в тот редкий момент, когда решила признать мое существование.

—У меня большой потенциал, - сказала она с длинной сигаретой, зажатой между губ, глядя на меня через окно заднего вида своей дерьмовой машины. Ее некогда черные как вороново крыло волосы теперь были платиновыми, а темные корни говорили о ее пустых карманах. — Знаешь, я училась в колледже. И почти закончила его.

Когда папа умер, моя мама не выглядела расстроенной. Он умер самым глупым из возможных способов. Он упал и сломал себе шею. Лестница, ведущая в его кабинет, была мокрой. В последний день его жизни я сказала ей, что мне нужны новые туфли, а она сказала: “У нас нет денег. У твоего отца новая семья, ты же знаешь. Может быть, именно туда уходят все деньги".

Я повернулась к нему, посмотрела на него и спросила.

—Это правда?

Он не отрицал этого.

Затем, очень спокойно, тем тоном, который я позаимствовала у него, я сказала:

—Я ненавижу тебя. Я больше никогда не хочу тебя видеть.

Я несла этот момент в своей жизни, как клеймо Каина.

Я не знала, когда именно Пэм познакомилась с Дарреном, но я помнила, как она впервые рассказала мне о нем. Я думаю, что это было сродни объявлению о королевской свадьбе. Она сказала, что влюбилась в мужчину, и что он был замечательным и заботливым. Что я тоже буду любить его.

Мы переехали к Даррену через четыре месяца после смерти отца, в выходные, когда они поженились в мэрии Тодоса Сантоса. О Даррене особо нечего было рассказывать. Все, что он делал, он делал осторожно и аккуратно. Он был безобиден и часто расширял глаза, когда с ним разговаривали, как будто сам не мог поверить, что достоин внимания. Было легко понять, почему он проникся симпатией к Пэм. Она была великой актрисой и прекрасно умела изображать эмоции.

Она заставляла его чувствовать себя могущественным и важным.

Даррен вошел в роль отца очень быстро. Когда он узнал, что я увлекаюсь книгами, он устроил целую библиотеку в своей гостиной. Он часто брал меня с собой на спонтанные походы по магазинам и держал за руку.

—Тебе бы этого хотелось, Джесси?. — Сначала его шепелявость смутила меня. Потом мне это стало нравиться.

Я кивнула.

—Тогда это твоя очередь.

Он активно пытался вступать со мной в разговоры каждый раз, когда мы сидели за обеденным столом, и когда я поднял тему о желании посетить могилу моего отца, и Пэм чуть не упала, Даррен был рядом, чтобы сказать ей, что это хорошая идея. Он даже был там, чтобы купить KitKat, который я хотела положить на могилу отца, в знак благодарности за все в шоколадки KitKat , которыми мы делились каждое утро на автобусной остановке, пока ждали, чтобы автобус отвез меня в школу. А его на работу.

—Два для тебя, два для меня.

—Но ты больше, папочка.

—А это значит, что ты растешь. Помните: путешествие всегда лучше, чем пункт назначения.

Я была неохотно счастлива. Как ты можешь не быть таким, когда переезжаешь из квартиры с двумя спальнями в Анахайме в особняк в Тодос-Сантосе и получаешь совершенно новый гардероб и встроенного папу, который очень, очень старается заполнить невероятно большие туфли, которые оставил твой настоящий? Даррен не был виноват в том, что нас ввели в жизнь друг друга. И он определенно не был виноват в том, что я скучала по своему настоящему отцу, как по внутреннему органу, без которого ты не мог бы функционировать.

У Даррена был только один недостаток. Только один. И мы так привыкли к этому, прожив с папой столько лет, что это вписалось в нашу жизнь, как уродливый предмет мебели, который является фамильной реликвией умершего любимого человека.

Время от времени он возвращался домой из деловой поездки в ярости. Проблемы с гневом не стали скрывать его настроения. Но, как и папа, он всегда щадил нас от своего гнева. В первый раз, когда он ворвался в дом с лицом, похожим на гром, было страшно. С другой стороны, он сразу отправился в свой кабинет наверху и не выходил оттуда два дня подряд. Это было, мягко говоря, странно, но отнюдь не ужасно. Когда он наконец вышел, он был спокоен, безмятежен и вежлив. “ Я узнал, что вложил много денег в отель, который не будет построен в ближайшие десять лет.”. Он разглаживал свой мятый галстук.