Белль и Себастьян - Николя Ванье

Себастьян только кивнул в сторону девочки. Эстер закрыла глаза. Мать прижимала ее к груди и баюкала. Ее глаза тоже были закрыты, как если бы она надеялась почерпнуть силу у земли, отодвинуться подальше от злобного неба.

— Эстер идет, хотя она к этому не привыкла. Сейчас тебе лучше будет пойти впереди нее, там крутой подъем, и ты сможешь держать ее за руку. Думаю, она очень устала.

— Конечно. Как я сама об этом не подумала… — После недолгого колебания слова все равно сорвались с губ Анжелины: — Мне страшно.

Себастьян ничего не сказал. Он встал, и Белль мгновенно повернулась носом к вершинам, показывая, что готова идти. Веревка совсем не стесняла ее движений, но позволяла чувствовать мальчика, идущего сзади. Так было легче все внимание направлять на поиски безопасной тропы. Расщелины и ямы пахли головокружением — запах едва уловимый в этом снежном буране. Но собаке все легче удавалось почуять почти осязаемое присутствие пустоты. Странное ощущение появлялось у нее в лапах, стоило только приблизиться к зоне риска. И тогда она сворачивала в сторону, увлекая за собой остальных. Они не сводили глаз с ее хвоста-маяка, танцующего в мареве снега. Белль была для них теперь не просто пастушьей собакой, но их проводником, их единственным шансом уцелеть, и все они слепо на нее полагались.

Чтобы подняться по последнему отрезку склона, им понадобилось два часа. Анжелина вела девочку за руку. Вдвоем идти было труднее, чем в одиночку, но зато она забыла про страх и концентрировалась на каждом своем шаге. Когда же они оказались на вершине, буйство ветра многократно усилилось. Нить жизни, связывавшая их в самом сердце бури, не только не давала им потерять друг друга, она вселяла в них решимость идти дальше. Если один спотыкался, остальные его поднимали, а когда накатывала усталость, веревка становилась источником живительной силы и словно сама собой влекла их вперед. Даже тут, посреди этого ада, где дыхание смерти ощущалось особенно близко, они не расставались с надеждой.

Начало светать, но путники не сразу осознали, что прошли через ночь. Небо прояснилось, и прямо перед ними на глазах разгорался свет, такой яркий, что стало ясно — они двигаются в правильном направлении! Этот свет напомнил им, что у всего есть начало и конец. Они продвигались вперед, шаг за шагом, ценой огромных усилий, и они были живы. Замерзшие, утомленные, однако они по-прежнему стояли на ногах. И уже почти готовы были поверить, что боши затерялись в метели.

Когда ущелье Бау останется позади, они спустятся в небольшую ложбину и пройдут вдоль озера Дьявола — оно располагалось на такой высоте, что, по народным поверьям, только фея могла искупаться в нем и не превратиться в сосульку. Потом им предстояло пройти по тропинке вдоль отвесной скалы и подняться по крутому склону к ущелью Орла. За ущельем тропинка расширялась и змеей опускалась в высокогорную долину. Там, за ближайшими деревьями, — граница со Швейцарией. Никто и не подумал оградить ее колючей проволокой. Места здесь были безлюдными, посещаемыми только мулами и их хозяевами — старыми горцами, которым что граница, что линия горизонта — всё одно!

Так думала Лина, любуясь первыми лучами рассвета.

Взвод продвигался все медленнее. Впереди шли штурмбанфюрер Штрауб и проводник-баварец, в активе которого, по его собственным словам, было множество покоренных вершин. Сложившееся положение отнюдь не являлось блестящим: ослепленные вьюгой, оглушенные ветром, солдаты уже начали сомневаться в том, что Провидение на их стороне. Когда снежная буря обрушилась на них посреди ночи, Штрауб, вместо того чтобы дать сигнал к возвращению, приказал ускорить шаг. У них было отличное зимнее снаряжение, и все же солдаты устали. Что до Ханса и Эриха, которых причислили к экспедиции против их воли, то они едва держались на ногах.

По правде говоря, многие сомневались, что им удастся настигнуть евреев. Наверняка их скрюченные тела уже заносит снегом где-нибудь на леднике! Даже если с ними идет опытный проводник, никому не устоять в таких условиях без подготовки и тем более специального снаряжения. Перейти швейцарскую границу обычно пытались евреи-горожане или же интеллектуалы-коммунисты, реже — богатые представители буржуазии. Но штурмбанфюрер ничего не желал слышать. И пока он шел вперед, никто не осмеливался протестовать.

Виллем Штрауб не смотрел на небо и не слушал предостережений. Сомневаться — не в его характере. Это был атлет с железной волей и выдержкой, привыкший беспрекословно исполнять приказы. Со времен поражения при Сталинграде в нем кипела ярость. Он считал, что, прежде чем заняться пораженцами, отравлявшими атмосферу в вермахте, нужно уничтожить врагов первого порядка — армии союзников, террористов, коллаборационистов, евреев, поляков, красных, партизан и тех, кто наживается на войне.

Когда ему сообщили, что обер-лейтенант Браун попал под лавину вследствие опрометчивого решения в одиночку поймать беглецов, Штрауб решил подхватить эстафету. Рождественские праздники наводили на него тоску, и эта маленькая охота давала возможность встряхнуться и размять ноги… К тому же это будет лишний повод позлить чересчур образцового обер-лейтенанта, раздражавшего его своей подчеркнутой вежливостью и мягкотелым гуманизмом. Что ж, на сей раз Браун все-таки сел в калошу!

Штрауб потребовал привести к нему солдат, которые подали сигнал тревоги, и в рекордные сроки организовал экспедицию: в одиннадцать часов взвод вооруженных лыжников вышел на горную тропу. Краусс и Шульц заявили, что первые следы были ими найдены на тропе, ведущей к ущелью Бау. Ветер начал крепчать, но Штрауба это не тревожило. Евреи были всего лишь на четыре часа впереди. Трое взрослых и двое детей. По всей вероятности, семья. Во главе группы шла собака. Она наверняка принадлежит проводнику. Нужно будет спросить у Брауна, известно ли ему, кто это может быть. В конце концов, это ему было поручено наладить контакт с жителями окрестных деревень…

Сначала Штрауб предположил, что операция будет закончена к вечеру, но позднее, когда ветер и снег стали по очереди заметать следы, он обрадовался, как любой хороший охотник, обнаруживший дичь, которая стоила того, чтобы ее выследить. И вот, по прошествии пятнадцати часов после старта, они двигались по пустынной местности и в полной темноте. И все из-за этого проклятого баварца, неспособного правильно истолковать следы, труса, который шарахается от каждой расселины и ямы! Ну ничего, с этим болваном он разберется по возвращении. Собака беглецов наверняка куда лучший проводник. Только благодаря этой зверюге их будущие жертвы сохраняют преимущество во времени!

Для спокойствия у штурмбанфюрера был повод: в этой местности существовала только одна дорога, ведущая к границе со Швейцарией, и проходила она через Бау. Беглецы были впереди и наверняка недалеко. Штраубу временами казалось, будто он их видит — бегущих по снегу неуклюжих крабов. До сих пор им удавалось ускользать от него. Но это не продлится долго! Он знал, какая сила пробуждается в человеке, когда тот попадает в безвыходное положение. Даже у самых слабых открывается второе дыхание. Матери превращаются в диких зверей, защищая свое потомство. Он стал свидетелем таких сцен… Эти люди, там, высоко в горах, могли лишиться только одного — своей жизни, но вместе с тем у них все еще был шанс спастись. Если же он их настигнет, смерть неминуема. Он прекрасно это понимал, и все же их упорство злило его. Повернуть назад сейчас означало бы признать, что горстка гражданских оказалась упорнее и выносливее, чем взвод солдат вермахта! Нет, он поймает их, чего бы это ни стоило! Он их отыщет и вернет назад, живыми или мертвыми. После этого никто не осмелится сунуться в горы на его территории! Ущелье Бау станет местом его триумфа.