Генеральская правда. 1941-1945 - Юрий Рубцов

Мнение Н.Н. Воронова разделял маршал Г.К. Жуков. Впервые он столкнулся с Куликом на Халхин-Голе, где с июля 1939 г. разгорелся военный конфликт с Японией и куда замнаркома прибыл то ли для помощи, то ли как контролер. Тогда командовавший войсками комкор Жуков не позволил Кулику вмешиваться в управление войсками, считая его некомпетентным. «Я не могу отметить какую-либо полезную работу с его стороны», — напрямую ответил Жуков на вопрос Сталина, как помогал ему Кулик.

В воспоминаниях Жукова есть и иные свидетельства того, насколько Григорий Иванович безнадежно отстал от требований современной войны. На совещании высшего руководящего состава Красной Армии в декабре 1940 г. даже Сталин осудил отсталость его взглядов на использование бронетанковой техники: Кулик предложил не торопиться с формированием танковых и механизированных корпусов, а танки небольшими частями — поротно и побатальонно — использовать только для непосредственной поддержки пехоты. Не случайно нарком обороны маршал С.К. Тимошенко бросил реплику: «Руководящий состав армии хорошо понимает необходимость быстрейшей механизации войск. Один Кулик все еще путается в этих вопросах»[255].

Из-за недальновидности и низкой профессиональной подготовки заместителя наркома наша армия лишилась некоторых образцов артиллерийского вооружения, показавшего высокие боевые качества. Жуков считал, что именно по «авторитетному» предложению Кулика накануне войны были сняты с производства 45- и 76,2-мм пушки, выпуск которых с большим трудом пришлось налаживать уже в ходе войны. Не была принята на вооружение отличная 152-мм гаубица. Не сумел оценить Кулик и такое мощное реактивное оружие, как БМ-13 («катюши»).

Но это стало ясно уже с началом войны против Германии. Пока же все перекрывал авторитет героя Гражданской войны и испанских событий. В 1940 г. за участие в войне с Финляндией Кулик был удостоен звания Героя Советского Союза, и на его петлицы легли маршальские звезды. Его избрали членом ЦК ВКП(б). Было очевидно, что военачальнику готовился новый, более высокий пост.

Накануне войны начальником ГАУ вместо Кулика был назначен генерал-полковник артиллерии Н.Д. Яковлев. Но положенная передача дел не состоялась. В ночь с субботы на воскресенье 22 июня маршал Кулик проводил совещание по вопросам испытаний взрывателей к артиллерийским снарядам. Рассвет разорвал телефонный звонок из Кремля: война! Григорий Иванович не смог скрыть от подчиненных смятения, сказав буквально следующее: «Я не собирался воевать в 1941 году. Я готовился к войне в 1942 году».

С первых же дней войны крайне плохо обстояло дело со снабжением армии боеприпасами, особенно бронебойными и зенитными снарядами. Чтобы удовлетворить заявки фронтов, ГАУ уже в первые недели войны вынуждено было обращаться к запасам внутренних военных округов.

Документ, поступивший секретарю ЦК Маленкову из контрразведки, явно подводил к выводу, что все это далеко не случайно, и в основе лежит вредительская, заговорщическая деятельность Кулика. В доказательство Михеев ссылался на показания давно расстрелянных к этому времени участников «военно-фашистского заговора» — начальников Артиллерийского и Разведывательного управлений РККА Н.А. Ефимова и С.П. Урицкого и заместителя наркома оборонной промышленности Г.И. Бондаря.

Не было недостатка и в более «свежих» показаниях. Арестованный сразу после начала войны заместитель Кулика Г.К. Савченко на допросе 28 июня 1941 г. показал, что еще в начале 1938 г. маршал заявил ему, что советская власть уже не та, которую он в свое время защищал, и в дальнейшем он эту власть защищать не намерен. При этом, по словам Савченко, маршал уповал на войну с Германией как единственный реальный фактор, который способен помочь изменить существующее положение в стране, и потребовал вести дела в Артиллерийском управлении так, чтобы обеспечить поражение, Красной Армии[256].

Лыком в строку стало и поведение Кулика в первые недели войны. 22 июня И.В. Сталин приказал ему и маршалу Б.М. Шапошникову выехать на Западный фронт, чтобы помочь растерявшемуся командованию разобраться в обстановке и организовать контрнаступление. На месте московские эмиссары разделились: Шапошников остался в штабе фронта, а Кулик убыл в 10-ю армию. И бесследно пропал. Из Москвы в штаб Западного фронта шли непрерывные указания найти его: не хватало еще, чтобы в плен немцам попал заместитель наркома обороны, Маршал Советского Союза, постоянный советник Ставки.

Позднее выяснилось, что Кулик вместе с группой командиров 10-й армии, оказавшись в тылу у немцев, перешел на нелегальное положение, чтобы пробиваться на восток, к линии фронта. Позднее недруги пустили слух, что Григорий Иванович топал по белорусским лесам в лаптях и крестьянском армяке, трусливо сбросив маршальский мундир. По выходе из немецких тылов начальник 3-го отдела 10-й армии Лось доложил руководству, что «маршал Кулик приказал всем снять знаки различия, выбросить документы, затем переодеться в крестьянскую одежду и сам переоделся... Кулик никаких документов при себе не имел. Предлагал бросить оружие, а мне лично ордена и документы. Однако, кроме его адъютанта, никто документов и оружия не бросил». На самом деле никакого армяка не было, маршал переоделся в танковый комбинезон, удобный для пешей ходьбы и скрывавший его маршальские звезды. Да и было бы крайне глупо пробираться по вражеским тылам, что называется, при полном параде. Но «особист», вероятно, решил, что Кулику уже не отмыться от позорных обвинений, и красок для донесения не жалел.

В конце концов маршалу удалось выйти из окружения. Тогда-то и появилась на свет справка майора госбезопасности Михеева, с которой мы начали свой рассказ. «Считаю необходимым Кулика арестовать», — так подытожил свое донесение секретарю ЦК начальник военной контрразведки.

Обстановка складывалась для Григория Ивановича очень тревожная. К этому времени было арестовано и 22 июля расстреляно командование Западным фронтом, в помощь которому в первый же день был направлен Кулик. Были также обвинены во вредительстве и расстреляны некоторые его подчиненные по ГАУ. Но до поры до времени ему удалось избежать серьезных неприятностей.

9 ноября 1941 г., наделенный высоким статусом уполномоченного Ставки ВГК на Керченском направлении, он находился в Ростове-на-Дону, где лично от Сталина по телефону получил приказ срочно выехать на Таманский полуостров и в Керчь. С какой целью? Этот вопрос не случаен. Маршал считал: чтобы, организовав имеющиеся там войска, любой ценой не допустить не сохранение Керченского полуострова в руках советского командования, а вторжение противника на Северный Кавказ. Верховный Главнокомандующий, как оказалось позднее, имел в виду нечто другое...

Добираясь на самолете, а затем автотранспортом, маршал преодолевал расстояние до Тамани в 300 км с небольшим целых двое суток. Ознакомившись с обстановкой на Таманском полуострове, маршал установил, что там не было ни единой воинской части, способной прикрыть его от возможного наступления немцев, отсутствовали какие бы то ни было оборонительные сооружения, за исключением одиночных окопов. Попытайся противник, форсировав Керченский пролив, высадить десант, остановить его было бы некому и нечем.