Тайная лавка ядов - Сара Пеннер

Теперь я понимала, что с моста прыгнула не аптекарь. То была ее юная подруга, Элайза Фэннинг. Это объясняло, как аптекарь оставила запись в журнале двенадцатого февраля. Дело было в том, что вопреки уверенности полиции аптекарь не погибла. Но не погибла и Элайза; то ли благодаря настойке, то ли по чистому везению девочка выжила после прыжка.

Но статья об Элайзе проясняла не все. Там не объяснялось, почему состав настойки был неизвестен аптекарю или откуда полиции вообще было известно о существовании Элайзы. В статье не говорилось, разделяла ли аптекарь веру Элайзы в действенность магии или повлияла ли эта вера на отношения Элайзы и аптекаря.

И я по-прежнему не знала, как звали аптекаря.

Было еще нечто будоражащее в участии юной Элайзы в этих событиях. Роль, которую она сыграла в жизни и смерти аптекаря, была окутана тайной; она лишь открыла репортерам, что «рискнула жизнью ради близкого друга», того, кто все еще «давал ей советы». Означало ли это, что аптекарь прожила еще десяток лет и уехала из Лондона к Элайзе в Брайтон? Или Элайза говорила о другом – возможно, о призраке аптекаря?

Я никогда этого не узнаю.

Возможно, я по крупицам соберу больше информации об этих недостающих деталях, когда примусь за исследование и вернусь в лавку с нормальным освещением и командой историков и других ученых. Без сомнения, в той крохотной комнатке таилась масса возможностей для исследования. Но такие вопросы – особенно о сложных, таинственных взаимоотношениях двух женщин – вряд ли отыщутся в старых газетах или документах. История не отражает тонкости отношений между женщинами, их не раскроешь.

Сидя под вязом, слушая щебетанье жаворонков где-то у себя над головой, я размышляла о том, что, узнав правду об Элайзе, не пошла наверх, чтобы рассказать обо всем Гейнор. Я не назвала ей имя той, кто на самом деле прыгнула с моста 11 февраля 1791 года и выжила. Гейнор полагала, что с моста, совершив самоубийство, спрыгнула женщина-аптекарь.

Дело было не столько в том, что я считала необходимым скрыть это от Гейнор, сколько в том, что я ощущала желание защитить историю Элайзы. Несмотря на то что я собиралась и дальше изучать лавку аптекаря и дело ее жизни, мне нужно было сохранить Элайзу для себя – мою единственную тайну.

Если бы я поделилась правдой – о том, что Элайза, а не аптекарь спрыгнула с моста, – это, возможно, вывело бы мою диссертацию на первые страницы академических журналов, но я не хотела признания. Элайза была всего лишь ребенком, но, как я, оказалась в поворотной точке своей жизни. И, как я, сжала пальцами голубой флакон, нависла над ледяными неприветливыми глубинами… а потом прыгнула.

Сидя на скамье у библиотеки, я вытащила из сумки блокнот, но вернулась к началу, пролистав заметки об аптекаре. Перечитала первоначальное расписание, которое спланировала для нас с Джеймсом. Почерк мой в те дни был петлистым и причудливым, перемежался сердечками. Всего несколько дней назад меня тошнило при виде этого расписания, и я не хотела видеть то, что мы с Джеймсом собирались осмотреть вместе. Теперь мне было любопытно увидеть то, о чем я так долго мечтала: Тауэр, Музей Виктории и Альберта, Вестминстер. Мысль о том, чтобы побывать там одной, уже не казалась такой пресной, как несколько дней назад, и я поняла, что мне не терпится начать. К тому же я была уверена, что куда-то меня с радостью возьмется сопровождать Гейнор.

Но музеи могли подождать до завтра. Сегодня мне нужно было сделать нечто иное.

Я доехала на метро от библиотеки до станции «Блэкфрайерс». Выйдя из поезда, я направилась к мосту Миллениум, пешком вдоль берега реки. Река справа от меня спокойно бежала по своему исхоженному пути.

Какое-то время я шла вдоль каменной ограды высотой по колено, потом заметила бетонные ступеньки, спускавшиеся к реке. То были те же ступеньки, по которым я спустилась несколько дней назад, прямо перед занятием по мадларкингу. Я сошла на берег, осторожно двинулась дальше, по гладким, круглым речным камням. Меня поразила тишина, как и в первый раз, когда я здесь была. Я была благодарна за то, что никто не бродил по камням – ни туристы, ни дети, ни мадларкеры.

Открыв сумку, я вынула голубой флакон; тот самый, в котором, как я теперь знала, находилась чародейская настойка Элайзы. Она спасла ее и каким-то непостижимым образом сделала то же самое со мной. Согласно журналу аптекаря, содержимым этого флакона двести лет назад был «неизвестный состав». Неизвестность когда-то была мне неприятна, но теперь я понимала, что в ней есть возможность. Есть волнение. Судя по всему, Элайза считала точно так же.

Для нас обеих флакон означал конец одного поиска и начало другого; он был перекрестком, прощанием с тайной и болью ради принятия правды – принятия магии. Магии, с ее зачаровывающим, непреодолимым притяжением, как в сказке.

Флакон выглядел точно так же, как когда я его нашла, только был чуть чище и покрыт моими отпечатками. Я провела по медведю подушечкой большого пальца, думая обо всем, чему меня научил этот флакон: тому, что самая тяжелая правда никогда не лежит на поверхности. Ее нужно вытаскивать, подносить к свету и отмывать дочиста.

Краем глаза я заметила движение: пара женщин вдали у реки, движется ко мне. Наверное, они спустились по другой лестнице. Я не обратила на них внимания, приготовившись к последнему, что мне предстояло.

Я прижала флакон к груди. Элайза, должно быть, сделала то же, стоя на Блэкфрайерском мосту, неподалеку отсюда. Подняв флакон над головой, я изо всех сил бросила его в сторону реки. Посмотрела, как он описал дугу над водой, потом с мягким всплеском ушел в глубины Темзы. От него разошелся один круг, а потом его поглотила низкая волна.

Флакон Элайзы. Мой флакон. Наш флакон. Правда о нем останется единственной тайной, которой я не стану делиться.

Я вспомнила слова Альфа Холостяка, сказанные на занятии по мадларкингу, о том, что найти что-то у реки – это судьба. Тогда я в это не верила, но теперь знала: то, что я наткнулась на голубой флакон, было судьбой – поворотной точкой в моей жизни.

Шагнув на бетонные ступеньки на обратном пути наверх, я еще раз взглянула вверх по течению, в сторону двух женщин. На этом участке река долго текла прямо, и они должны были подойти ко мне ближе. Но, осмотрев окрестности, я нахмурилась, а потом улыбнулась своему разыгравшемуся воображению.

Должно быть, зрение сыграло со мной шутку, потому что никаких женщин нигде не было.

Выдержка из диссертации Кэролайн Парсуэлл, кандидата в магистры по литературе восемнадцатого века и романтизма, Университет Кембриджа

Описания и различные средства, перечисленные в журнале, обнаруженном в Медвежьем переулке, Фаррингдон, Лондон, EC4A 4HH

Сироп болиголова

Для джентльмена исключительного ума и владения языком. Эти качества сохранятся до самого конца, что может быть полезно, когда нужно получить признание или отчет о событиях.