Белое Рождество. Книга 1 - Маргарет Пембертон

Льюис нехотя принял предложенный стакан. Правила вежливости требовали, чтобы он выпил 6а си де, и если он сделает это одним глотком, огненная вода либо прикончит, либо исцелит его.

– У меня есть новости, ко ван, – сказал староста, как только обряд угощения был завершен. Он наклонился к Льюису, облокотившись о стол, еще более обшарпанный, чем стол в штабе. – По нашему району скоро пройдет отряд снабжения, большой караван.

В боковом поле зрения Льюиса плясали огоньки, руки дрожали.

– Ты уверен, что они осмелятся забраться так глубоко на юг? – спросил он, пытаясь сосредоточиться.

Как правило, на дальнем юге страны появлялись лишь мелкие группы фуражиров. Крупный обоз был не по зубам группе Льюиса и подразделениям местной самообороны. Им потребуется подкрепление. Может, даже отряд специального назначения.

Староста энергично кивнул.

– Да, ко ван, – решительно заявил он. – Мой осведомитель состоит во Вьетконге. Он узнал, что его жена спит с одним офицером, который отправится с караваном, и, чтобы отомстить, он доставил мне эти сведения.

– Что он имел в виду, когда говорил, будто бы караван будет большой?

Ни для кого не было секретом, что на территории Камбоджи у самой границы базируются по меньшей мере два полка северовьетнамской армии. Ближе всех располагалась провинция Кьенфонг, и чтобы оказаться в глубине ее территории, вьетконговским обозам с медикаментами, деньгами и оружием требовалась лишь ночь пути. Оттуда мелкие отряды Вьетконга доставляли припасы на лодках по разветвленной сети каналов в провинции Анзианг, Садек и даже в район, которым управлял Льюис.

– Очень большой, – заверил его староста. – Припасы будут доставлены не вьетконговцами, а бойцами армии Северного Вьетнама.

Льюис издал стон. Он чувствовал себя отвратительно; единственным его желанием было забраться в койку и накрыться одеялом с головой, а староста рассказывает ему, что им вот-вот предстоит столкнуться с массированным вторжением северовьетнамских войск.

– Когда? – хрипло осведомился он. Лейтенант Грейнгер и Хоан с тревогой посмотрели на него, заметив, что ему не по себе.

– Через четыре ночи. Может, через пять. Осведомитель придет ко мне и расскажет, где пролегают их пути и где намечены контрольные точки.

– Ладно. – Льюис поднялся на ноги и пошатнулся. – Идемте осмотрим отряд самообороны.

– А стоит ли? – негромко, но настойчиво произнес Грейнгер. – Ты весь горишь. Пожалуй, нужно побыстрее доставить тебя в лагерь.

– Пятнадцать минут ничего не изменят, и уж если нам предстоит столкнуться с северовьетнамскими отрядами, будет нелишне убедиться в том, что ополчение Тэйфонг готово к бою.

В сопровождении Хоана Льюис осмотрел отряд и велел командиру ближайшие дни находиться в готовности, а потом, еле разбирая дорогу из-за мучительной боли в голове, едва переставляя ноги из-за судорог в коленях и ступнях, с трудом побрел к обветшавшей пристани.

– Господи, дай ю, что с тобой? – осведомился Грейнгер, испуганный тем, что придется вызывать вертолет, чтобы доставить Льюиса в ближайший полевой госпиталь, к что в отсутствие командира заботы по организации засады против северовьетнамского отряда лягут на его плечи.

Льюис не ответил. Это было выше его сил. Он едва замечал, как они погрузились на борт речного такси, на котором, к счастью, не оказалось живности, сопровождавшей их в предыдущей поездке. Льюис был совершенно уверен, что не отравлен. Он точно помнил, что не натыкался на колючки пунжи и не попадал в другие ядовитые ловушки, которые так любили расставлять вьетконговцы.

Он пытался припомнить, что ел в последние двадцать четыре часа, но его сознание отказывалось подчиняться. Крысы? Ил ли он крыс в последнее время? Крысиное мясо было одним из основных местных продуктов питания, и сержант Дрейтон нередко дополнял им сухой паек группы. Мелко нарубленное и приготовленное на китайский манер с фасолью, приправленное соусом нуок мам, без которого не обходилось ни одно вьетнамское блюдо, крысиное мясо оказалось на удивление приемлемой пищей. Однако Льюис отлично помнил, что Дрейтон не подавал его на стол уже больше недели.

К тому времени, когда такси мягко уткнулось в берег канала напротив Ваньбинь, Льюис лежал, перевесившись через борт, и ему казалось, что его вывернет наизнанку.

Лейтенант Грейнгер осторожно взвалил на себя Льюиса и понес к штабу.

Льюис помнил, как его рвало, помнил, что кто-то держал перед ним ведро, шепча слова утешения, но он и не догадывался, кто это мог быть. Потом, когда оставшийся неизвестным человек убрал ведро и подал мокрую тряпку, чтобы вытереть губы, а после – чашку воды, ему почудилось, что это была его мать. Когда он болел в детстве, мать всегда проявляла заботливость и понимание.

Он улегся на койку, заметив, что кто-то накрывает его одеялом. Он почувствовал, как его лица коснулись шелковистые волосы, и, невзирая на ужасную слабость, попытался улыбнуться. Эббра. Ну конечно, это Эббра.

– Спасибо, милая, – благодарно пробормотал он, сжимая ее руку, прежде чем вновь погрузиться в беспамятство.

Она не уходила, и в короткие секунды просветления Льюис видел, что она сидит рядом, обмывает его лицо и грудь, подносит к его губам воду и накрывает одеялом, которое он сбрасывал в приступах лихорадки.

– Я люблю тебя, – говорил Льюис. Перед его глазами кружились яркие цветные огни. – Ты замечательная девушка, милая. Лучшая во всем мире.

Лихорадка отступила только утром. Льюис лежал, глядя на сетку верхней койки и пытаясь сообразить, где он, черт возьми, находится. Чуть повернувшись, он увидел скудно обставленную комнату с дощатым полом и девушку – не Эббру, – которая, скрестив ноги, сидела на циновке и зашивала прорехи на форменной куртке. Вьетнам. Льюис вспомнил, что он во Вьетнаме и Эббра находится более чем в восьми тысячах миль отсюда.

– Добро пожаловать в мир живых, дай ю, – с усмешкой произнес лейтенант Грейнгер, подавая ему кружку кофе. – Порой я всерьез опасался за тебя.

– Твое беспокойство не было и вполовину таким сильным, как мое, – сухо отозвался Льюис, приподнявшись на постели. Опираясь на локоть, он с удовольствием прихлебывал кофе. – Долго я провалялся без чувств?

– Восемнадцать часов. Лихорадка унялась только в три утра, и с тех пор ты спал как младенец.

Там смотрела на Льюиса из дальнего угла, в котором сидела с шитьем. В ее глазах застыло странное выражение, почти страх. Льюис смутно помнил мягкие прикосновения женских рук, которые обтирали его лицо и грудь, подавали ему воду и даже – о Господи! – держали ведро, пока его тошнило. Он посмотрел на девушку, чувствуя благодарность и смущение. Льюис не мог заговорить с ней при Грейнгере, во всяком случае, не мог сказать все, что хотел, но стоило их глазам встретиться, он послал ей ласковую благодарную улыбку.

Эффект был потрясающий. Испуг в ее глазах сменился облегчением и пониманием.