Злой волк - Неле Нойхаус

В этот момент Леонии стало ясно, что этот человек психопат, его возбуждают страдания других людей. Она несколько раз имела дело с такими пациентами, когда еще работала в закрытой психиатрической клинике в Кидрихе. Этот опыт сподвиг ее к работе с женщинами, которые получили психическую травму, став жертвами таких извращенцев.

Неожиданно раздался щелчок, и голос замолк. Пленка ее старомодного автоответчика переполнилась.

Было совсем тихо, она слышала только шум своего собственного дыхания. Слизистая ее носа высохла, каждый вдох был тягостным, и создавалось ощущение как в сауне, когда от горячего воздуха прижигаются волоски в ноздрях. Но она больше не потела. Осознание того, что у нее больше нет шансов выйти из этой комнаты живой, что она умрет здесь, в своем собственном доме, где всегда чувствовала себя так комфортно и уверенно, она встретила мужественно. Ей было безразлично то, что эта извращенная свинья наблюдает за ней. Изо всех сил Леония стала рвать свои оковы, она кричала с закрытым ртом через клейкую ленту, пока у нее не заболели голосовые связки и не возникло ощущение, что у нее сейчас лопнет голова. Она не хотела допустить, чтобы страх смерти взял над ней власть. Она не хотела умирать!

На расположенной в саду просторной площадке ресторана «Гимбахер Хоф» было полно посетителей. За столиками и на скамейках, расположенных в тени старых могучих деревьев, едва ли можно было найти свободные места. Исторический загородный ресторан в долине между Келькхаймом и Фишбахом в такой замечательный летний день был традиционным местом, привлекающим множество туристов, особенно семьи и просто любителей прогулок. Это пришло Пие в голову, только когда она увидела множество детей, которые весело и беззаботно резвились на детской площадке. Но она была слишком занята прокурором Фреем и Килианом Ротемундом, чтобы подумать об этом. Эмма, казалось, совершенно не замечала царящей вокруг суеты. Она находилась в состоянии настоящего шока. И это было неудивительно – для нее ситуация была катастрофической во многих отношениях: наряду с обеспокоенностью за Луизу у нее появилась тревога за еще не родившегося ребенка и вдобавок к этому – страшное подозрение в том, что ее муж педофил.

Пия дала Эмме номер телефона опытного врача из Центра по оказанию услуг девушкам и молодым женщинам, чтобы ей было к кому обратиться со своими подозрениями. Насилие над детьми – это была тема, которой Пия никогда не занималась по долгу службы. Правда, она следила за сенсационными делами, которые то и дело освещались средствами массовой информации, но это не вызывало у нее иных чувств, кроме легкой растерянности. Однако, увидев перед собой Эмму, которая пребывала в таком отчаянии, выглядела такой беспомощной и обеспокоенной физическим и душевным состоянием своей маленькой дочки, Пия глубоко взволновалась. Может быть, она тоже была недостаточно чуткой к Лилли? Ответственность за маленькое существо, которую берут на себя родители, колоссальна. Ребенка в некоторой степени можно защитить от внешней опасности, но что делать, когда в собственном партнере, человеке, которому доверяют больше всего на свете, открываются такие мрачные бездны?

Через час Эмме нужно было идти. Она собиралась в больницу к Луизе. Пия задумчиво посмотрела вслед машине школьной подруги и пошла к своему автомобилю, который припарковала чуть дальше. Это выражение в глазах Эммы, это сочетание страха, гнева и глубокой раны заставило ее вспомнить о Бритте Хакшпиль. Килиан Ротемунд был осужденным педофилом, хотя он решительно отрицал это на судебном процессе против него, но доказательства его вины были неопровержимы и абсолютно однозначны. Прокурор представил фотографии, на которых был изображен Ротемунд в недвусмысленной позе, в обнаженном виде в постели с маленькими детьми, к тому же на его ноутбуке были обнаружены десятки видеофильмов самого скверного толка.

С того самого момента, когда сперма, взятая из вагины Ханны Херцманн, в лаборатории была идентифицирована как принадлежащая Ротемунду, Боденштайн был твердо убежден в том, что это именно он избил Ханну, изнасиловал ее и запер в багажнике ее собственного автомобиля, возможно, при соучастии Бернда Принцлера. Если о мотивах преступления, которые были у обоих мужчин, можно еще было строить догадки, то в отношении виновности Ротемунда, несмотря на однозначные улики, свидетельствующие о его причастности к делу, у Пии возникли легкие сомнения. Ханна Херцманн – взрослая женщина, ей сорок шесть лет, она самоуверенна, успешна, красива, с очень женственной фигурой. Она воплощает все то, что вызывает отвращение у мужчины, склонного к педофилии. Гнев и ненависть могут объяснять непостижимую жестокость, а насилие совершенно не связано с желанием, а лишь с властью и превосходством. Тем не менее для Пии в этом деле что-то не сходилось. Такое решение представлялось ей слишком простым и очевидным.

Она проехала через Келькхайм, в центре города за железнодорожными путями свернула налево и поехала по Гагернринг до Бундесштрассе. Там она включила правый сигнал поворота, но потом передумала и свернула налево, чтобы через Альтенхайн попасть в Бад-Зоден. Через несколько минут она стояла перед домом, в котором когда-то жил Килиан Ротемунд. Улица была почти забита машинами. Пия была вынуждена припарковать служебный автомобиль на краю поля и немного пройти пешком. Она позвонила в дверь, и ей открыл новый муж Бритты Хакшпиль, которого Пия накануне уже мимолетно видела. Приветливая улыбка на его лице мгновенно погасла, когда он увидел ее.

– Сейчас вторая половина дня воскресенья, – зачем-то напомнил он ей, когда она попросила его жену. – Это так срочно? У нас гости.

Множество раз от Пии пытались отделаться, придумывая какие-нибудь отговорки у входной двери. Это было издержкой ее профессии – сотрудники полиции всегда были нежеланными посетителями, но это ее уже давно не огорчало.

– У меня всего несколько вопросов к вашей жене, – ответила Пия спокойно. – И я сразу уйду.

– Когда вы оставите мою жену в покое? – прошипел он. – Видит бог, она достаточно пережила из-за этой свиньи, и не надо ей о нем напоминать. Идите. Приходите завтра.

Пия пристально посмотрела на мужчину, и он ответил на ее взгляд с нескрываемой антипатией. Рихард Хакшпиль внешне был полной противоположностью Килиана Ротемунда: высокий, обрюзгший, с носом картошкой, с красным лицом и водянистыми глазами выпивохи. В нем чувствовалась заносчивость, и ей очень хотелось спросить его, не испытывает ли он неприятных ощущений, живя в доме, в котором до этого жила эта свинья.

– Я не представитель пылесосной фирмы, – сказала Пия любезным тоном и улыбнулась, потому что знала, что довела мужчину до белого каления. – Или вы немедленно позовете вашу жену, или я вызову полицейский наряд, который доставит ее на допрос в комиссариат. Как вам будет угодно.

Это было не в ее характере – прибегать к таким мерам, строя из себя полицейскую ищейку, но некоторые люди не понимали другого языка. Хакшпиль, поджав губы, исчез и через некоторое время вернулся в сопровождении своей жены.

– Что вас еще интересует? – спросила она холодно, скрестив руки на груди и не приглашая Пию в дом.

– Ваш бывший муж. – Пия не собиралась ходить вокруг да около. – Считаете ли вы, что он способен до неузнаваемости избить женщину, пытать ее и в обнаженном виде запереть в багажнике автомобиля?