Прощание с Литинститутом - Лев Альтмарк

Иногда я делюсь с ними своими планами. Мол, мне бы очень хотелось в будущем, аки граф Толстой, уединиться в какой-нибудь захолустной израильской Ясной Поляне, где смогу в первозданной тишине и покое предаваться чтению книг, слушанию музыки и созерцанию природы, а с внешним миром общаться не иначе, как по Интернету. Выслушав мои фантазии, они на меня смотрят, как на сумасшедшего. Как я сумел дойти до такого абсурда? Их-то всегда тянет в город, где шумно, многолюдно и есть возможность с кем-то переброситься словечком. А я с какого дуба рухнул? Видно, мы с ними движемся в разных направлениях. Как и наши миры…

Сегодня, после отъезда Мишки, пока тихо. Туристов сразу после завтрака рассадили по автобусам и увезли на экскурсию. Почти весь персонал лагеря отправился вместе с ними якобы для оказания помощи, а вероятней всего, на халяву. Бедуины же, воспользовавшись неожиданно свалившейся на них свободой, дружно завалились спать в одной из дальних палаток. Впрочем, это не моё дело. Пускай себе спят, а я блюду пост у ворот лагеря, обозреваю окрестности и отгоняю своим воинственным видом гипотетических злоумышленников.

Вот сейчас прикурю ещё одну сигарету и примусь за книжку. Почитаем, а там, глядишь, время быстрей пробежит. До восьми вечера, когда меня должны сменить, ещё ой как далеко. Но едва я удобно расправляю седалищные половинки на стуле, вытягиваю не натруженные ходьбой ноги и раскрываю книжку, в кармане тут же начинает названивать сотовый телефон.

Кто бы это мог быть? Для жены вроде бы рановато – всего два часа назад расстались. Из конторы тоже в такую рань не звонят, потому что там ещё нет никого. Шеф звонит из дома? Вряд ли. Он в это время ещё только поднимается с кровати, чистит зубы и пьёт первую чашечку кофе. Все разносы – после посещения туалета, не раньше. Тогда у него голос звонче.

Ладно, проверим. Лезу в карман, вытягиваю сотовик и подношу к уху.

– Аллё-у! – с израильским подвыванием вопрошаю трубку. – И кто это там спозаранку?..

2. РАДИО – ВИКТОРИЯ

– Приветик, Лёвушка! – слышу в трубке чуть хрипловатый, но певучий и с лёгким украинским акцентом женский голос. – Куда запропастился? Отстрелялся на прошлой неделе, и от тебя ни слуху ни духу. Обманываешь девушку…

Это Виктория с радиостанции «Новое русское радио». Последние несколько месяцев я довольно плотно сотрудничаю с радиостанцией и раз в неделю выхожу в эфир с часовой юмористически-музыкальной программой, идею которой сам же и подбросил радионачальству. Сотрудничаю почти безвозмездно, потому что деньги, получаемые от них за работу, и деньгами-то не назовёшь. Слёзы, а не деньги. Менее обременительная для интеллекта работа в охране куда прибыльней. Но дело как раз не в деньгах. Составлять программу и придумывать потешные тексты между музыкальными номерами доставляет мне неописуемое наслаждение. Хоть какая-то отдушина в этом сером и скучном мире, который окружает меня. Я всё никак не могу забыть, что до приезда в Израиль имел какое-то отношение к музыке и литературному творчеству. На радио, правда, не выступал, но тем не менее…

Жена поругивает меня за это бесперспективное в финансовом плане занятие, но я упорно держусь за него и не бросаю. В штат радиостанции, где почти половина таких же бессребреников, как я, меня наверняка никогда не возьмут. А те гаврики, что всё же получают там зарплату, едва ли могут похвастаться виллами и яхтами. При моём появлении стреляют сигареты – все без исключения… Потому я и сижу в своей охране спокойно, без попыток в корне изменить жизнь, обдумываю очередные приколы, пиратски скачиваю из Интернета музыку, которую на следующей неделе выдам в эфир, и чувствую себя крутым перцем. Как говорится, повышаю подручными средствами собственную самооценку. Сие занятие не обогащает, тем не менее, позволяет держаться на плаву и иронически относиться к публике, задирающей нос перед охранником на дверях. Каждому своё – кому апельсин, а кому свиной хрящик…

– Привет, Викуся! – бодрым тоном отвечаю в трубку. – Какова реакция трудового народа на мой последний эфир?

– Народ безмолвствует, – подхватывает мой игривый тон Виктория. – Пара звонков, правда, была, но это слабый бальзам для твоего гипертрофированного самолюбия. Одна дамочка даже заливалась от восторга и цитировала тебя, другой же пенсионер всячески хаял и тоже цитировал. И оба просили твой телефон – дамочка наверняка, чтобы продолжить знакомство в более интимной обстановке, а пенсионер, чтобы выдать тет-а-тет какую-нибудь гадость из непечатных…

– Ну, ты и язва, мать! Небось, тотчас сказала им, что с незнакомыми дамами я не общаюсь, ибо в сексе строг, как Папа Римский, а с пенсионерами ничего общего пока не имею – пускай подкатывает лет эдак через двадцать! Ведь сказала же?

– Сказала, но не парься! – хохочет Вика. – Это нормальная рабочая ситуация. Когда на тебя хоть как-то реагируют, значит, ты ещё не до конца вышел в тираж. Хуже, если не замечают. А так – к тебе пока не зарастает народная тропа. Правда, очень тоненькая…

Я с Викторией полностью согласен. Она баба умная, конъектуру просекает и в своё время положила немало сил, чтобы пробить мою передачу. Это наше совместное детище, и, хоть идея была сугубо моей, на первых порах, пока детище ещё не встало на ноги, осуществляла полный контроль за мной и за моими телодвижениями в эфире. Потом несколько успокоилась и стала мне доверять. Да и я поначалу робел, не зная, как распорядиться вседозволенностью, со временем пообтесался и стал чувствовать себя заправским радиоведущим. Даже пару раз съездил к ним в студию, чтобы провести прямой эфир, но потом это оказалось для меня неподъёмным занятием. Трудно, знаете ли, совмещать две работы. За одну зарплату и почти в одно и то же время.

Теперь я при каждом удобном случае вытаскиваю ноутбук, потихоньку компоную и записываю очередную программу. Потом прослушиваю на трезвую голову в машине по дороге домой или назавтра на работе и отправляю Виктории. Казусов и больших проколов пока что не было.

Вдохновлённое моей передачей радионачальство предлагало поначалу проводить её в прямом эфире постоянно, чтобы те же самые возбуждённые дамочки и рассерженные пенсионеры могли изливать свои чувства мне в лицо, вернее, в ухо. Но Виктория резко воспротивилась – до конца она мне всё-таки не доверяла и боялась, что рано или поздно я сорвусь и наговорю нелицеприятных эпитетов какому-нибудь зарвавшемуся эфирному хаму, каковых немало, чем подведу её под монастырь. Тем более, на каждую передачу приезжать возможности у меня всё равно нет. Поначалу я даже продумывал, как бы выкрутиться, но так ничего и не придумал. А теперь уже решил, что пускай всё остаётся так, как есть. Буду вести ток-шоу в прямом эфире в следующей жизни.

– Что новенького? – вопрошает Виктория. – Генератор новых гениальных идей не заржавел?

– Типун тебе на язык! – неподдельно ужасаюсь я. – К следующей передаче у меня почти всё готово, осталось записать и отправить тебе. Могу загодя поделиться тайнами.

– Делись, – соглашается Виктория, и голос её становится деловитым, отчего пропадает приятная хрипотца и ласковый украинский акцент. – Только не вываливай всё кучей, а по порядку. Идея, план и, так сказать, раскадровка. И без длинных любовных прелюдий…