Последний койот - Майкл Коннелли

– Я думаю, что ты хороший человек, – прошептала она ему на ухо.

– Неужели? – прошептал он в ответ.

– И ты обязательно сюда вернешься...

– Да, я вернусь. Обязательно.

* * *

В международном аэропорту Маккаран в Лас-Вегасе Босх обошел все конторы по найму автомобилей, и нигде не оказалось свободных машин. Мысленно обругав себя за то, что не догадался заказать авто по телефону, Босх вышел на улицу и поймал такси. Женщина-водитель разочарованно скривилась, когда Босх назвал ей адрес: Лоун-маунтин-драйв. Объяснялось это просто: шансы подхватить там клиента до аэропорта были минимальными.

– Не беспокойтесь, – сказал Босх, мигом уяснив проблему. – Мне нужно вернуться в аэропорт. Так что, если вы меня подождете, вам не придется искать пассажира.

– Вопрос в том, сколько ждать, – возразила женщина. – Лоун-маунтин не самое приятное на свете место. Там песчаный карьер и в воздухе круглые сутки стоит пыль.

– Мне потребуется пять минут. Возможно, чуть меньше или больше. Максимум полчаса. Давайте договоримся так: вы будете ждать меня минут тридцать.

– Счетчик, значит, не выключать?

– Я могу заплатить по счетчику, а могу прямо вам. Так что это ваше дело.

Женщина обдумала его слова, тронула машину с места и вырулила на магистраль.

– Куда, скажите, подевались все наемные машины?

– В городе проходит большой съезд. Кажется, в связи с какими-то выборами.

Босху предстояла тридцатиминутная поездка по пустыне на северо-запад от аэропорта. Сначала дорогу обступали высотки из стекла и бетона, потом замелькали огороженные участки возделанной земли с особняками в два или три этажа, в скором времени уступившие место широкой, выжженной солнцем равнине, поросшей невзрачным низкорослым кустарником. Босх знал, что разветвленная корневая система кустарника позволяет ему извлекать скудную влагу из этой сухой, неплодородной почвы.

Дома попадались все реже. Менялся их внешний вид. Теперь они больше напоминали выстроенные на ничейной земле форты. Видно было, что до этого пригородного района Лас-Вегас пока не добрался. У Босха, однако, не оставалось никаких сомнений, что через год-два этот гигантский, постоянно растущий спрут протянет к пригороду свои щупальца и задушит в своих объятиях.

Такси свернуло с шоссе и покатило по асфальтированной дороге, поднимавшейся в гору цвета тертого какао. Мимо на полном ходу промчалась колонна огромных трехосных самосвалов, груженных песком из песчаного карьера, о котором упоминала женщина-водитель, и машину основательно тряхнуло. Когда асфальт закончился и такси, сбросив скорость и поднимая облако пыли, съехало на грунтовую дорогу, Босх подумал, что чиновница из «Сити-холла» надула его и дала неверный адрес. Но тут машина остановилась.

Дом, куда пересылались из Лос-Анджелеса чеки с пенсией Клода Эно, оказался небольшим ранчо с покрытыми розовой штукатуркой стенами и крышей из белой пыльной черепицы. Бросив взгляд вдоль фасада, Босх заметил, что грунтовая дорога здесь же, на участке, и заканчивалась. Дальше пути не было. Не было и домов. Лишь вдова Клода Эно и, возможно, его родственники жили в этом месте.

– Никогда не была в этой части Лоун-маунтин, – сказала женщина-водитель. – Прямо какой-то лунный пейзаж. Вы и вправду хотите, чтобы я вас здесь ждала?

Она заехала на участок и остановилась на парковке рядом со старым, конца семидесятых, автомобилем марки «олдсмобиль-катлас». За парковкой находился гараж, где стояла еще одна машина, завешенная голубым, выцветшим местами до белизны брезентом.

Босх достал из кармана пачку купюр и заплатил женщине-водителю за поездку тридцать пять долларов. Потом вытащил из пачки еще две бумажки по двадцать долларов, разорвал их пополам и передал две половинки женщине.

– Дождетесь меня, получите недостающие части.

– Плюс плату за возвращение в аэропорт.

– Идет.

Выходя из машины, Босх подумал, что если в доме никто на его стук не отзовется, то он, считай, выбросил сорок долларов на ветер быстрее любого другого туриста, прилетевшего этим рейсом в Лас-Вегас. Но на этот раз ему улыбнулась удача. Женщина лет семидесяти открыла дверь прежде, чем он успел постучать. «Ничего удивительного, – подумал Босх. – На этих пустынных просторах подъезжающую к дому машину можно заметить за милю».

Из открытой двери на Босха повеяло прохладой из кондиционера.

– Миссис Эно?

– Нет.

Босх извлек из кармана свой рабочий блокнот и сверил записанный в нем адрес с цифрами, проставленными черной краской на стене дома справа от двери. Номера совпадали.

– Разве Олив Эно не здесь живет?

– Не надо меня расспрашивать. Я не миссис Эно.

– Могу я в таком случае поговорить с миссис Эно? – Раздраженный педантичностью этой женщины, Босх помахал у нее перед носом бумажником с полицейским значком, который Маккитрик после лодочной прогулки ему вернул. – Я здесь по служебному делу.

– Можете попробовать, если хотите. Она уже три года ни с кем не разговаривает, кроме являющихся ей в воображении призраков.

Она жестом предложила Босху войти, и он ступил в прохладную прихожую.

– Я ее сестра и забочусь о ней. Она сейчас на кухне. Мы полдничали, когда я увидела на дороге столб пыли, а потом услышала шум мотора.

Босх прошел вслед за сестрой миссис Эно по выложенному кафельной плиткой коридору на кухню. В доме пахло неухоженной старостью: пылью, плесенью и мочой. На кухне в инвалидном кресле на колесах сидела крохотная, похожая на гнома женщина с совершенно седыми волосами. Она была такая маленькая и худая, что занимала не более половины сиденья. Свои жемчужно-белые, деформированные возрастом и полиартритом руки она держала на сдвижной панели перед креслом. Ее лицо было отрешенным, а на обоих глазах красовались катарактные бельма. Рядом со старухой на маленьком столике стояла миска с яблочным пюре. Босху понадобилось несколько секунд, чтобы увидеть все это и оценить ситуацию.

– В августе ей исполнится девяносто, – сказала сестра миссис Эно, – если, конечно, она дотянет до августа.

– И сколько времени она пребывает в подобном состоянии? – поинтересовался Босх.

– Давно... Я забочусь о ней вот уже три года. – Она наклонилась к сидевшему в кресле гному и крикнула: – Так, что ли, Олив?

Громкий голос сестры пробудил в Олив Эно забытые чувства, и ее нижняя челюсть задвигалась. Но изо рта, к сожалению, не вырвалось ни единого осмысленного звука. Потом крохотная женщина-гном прекратила двигать челюстью, и ее сестра выпрямилась.

– Не напрягайся так, Олив. Я знаю, что ты меня любишь.

На этот раз она говорила не так громко. Возможно, опасалась, что Олив каким-то образом оспорит ее последнее утверждение.