Рокот - Анна Кондакова

Они преодолели коридор и вышли в зал бара. Роберт уже стоял у выхода и наблюдал, как бармен убирает бокалы на поднос. Бокалы с недопитой кровью (да, она там все еще была).

– Наконец-то, – сказал Роберт, увидев Марьяну и Стаса. – Я думал, вы на пару блеванули в туалете. – Он толкнул дверь, сообщая на ходу: – Если я не умру от ужаса в ближайшую ночь, то буду готов к бою часов в девять утра. Но сейчас я ни на что больше не способен. Считайте, что я умер. Хотя… какого кровососа этим удивишь? – Выдав это, он направился по широкому крыльцу гостиницы к двери с вертикальной неоновой вывеской «Золотой колос».

– Он что, шутит на тему крови? – Марьяна мрачно посмотрела ему вслед. Обратилась к Стасу: – Может, все же такси? Ты уверен, что сможешь вести машину?

– Смогу. Во мне два литра выпитой крови и ни одного промилле.

Лицо Марьяны вытянулось.

– И ты туда же? Вы оба сумасшедшие, раз отпускаете такие шуточки.

– Это называется мрачным весельем.

Марьяна покачала головой, но, кажется, именно «мрачное веселье» помогло ей выйти из состояния ужаса. Бледность с ее лица почти сошла, и зрачки были уже не такими огромными.

Стас направился к машине.

Он уселся в кресло с ощущением, что не водил лет двести, что даже руль крутится по-особому, совсем не так, как раньше. Пока вез Марьяну до дома, думал о кошмаре, который приснился ему в дороге, и о том, что случилось в баре.

Неужели Полина уже знает, что виновный в ее гибели найден, и доводит их чертовщиной? Если так, то следующий Гул смерти они не переживут, это как пить дать. Осталась одна надежда – Бежов.

Когда фары осветили уже знакомый двор у восьмого дома по улице Пролетариата, Марьяна завела странный разговор:

– Я все думаю о рыболове. Твое решение насчет него… твой поступок… он ненормальный.

– Очень, – ответил Стас.

Что еще он мог ответить?

Да, это ненормальный поступок. Настолько ненормальный, что может стоить им жизни. Но теперь Стас был уверен, что, даже если бы они передали Константина Демьянова в мертвые руки Полины, вряд ли это избавило бы их от проблем с Гулом смерти.

«Не верь им, не верь мертвым…» – совет, услышанный в сорок пятой школе, охваченной странным локальным землетрясением, он помнил до сих пор.

Стас притормозил у подъезда.

– Нет, ты не понимаешь, что я хочу сказать, – возразила Марьяна. Отстегнула ремень безопасности и повернулась к Стасу. – Я не знаю даже, как пояснить… Ты меня не только ужаснул, но и поразил, удивил этим поступком. Прости, мы с Робертом поначалу испугались, но потом поняли, мы оба поняли… твое решение… для него нужна большая внутренняя сила и бесстрашие. Кажется, даже Полина понимает это. Понимает, что ты не пойдешь у нее на поводу, что ты будешь бороться не за себя, а с ней. И после того, что она устроила нам в баре, она может обрушить гнев на нас в любое время, так как мы бросили ей вызов. – Марьяна наклонилась к Стасу, приближая лицо. – Как думаешь, есть ли у нас шансы?

Таких моментов в жизни Стаса было немало.

Моментов, когда не нужно гадать, чего хочет девушка. Она дышит неровно, смущается или, наоборот, раскрепощается и приближается, приближается.

В случае с Марьяной Стас не был до конца уверен, чего она хочет. Да и сам он не позволял себе чего-то от нее хотеть. К тому же из головы не выходил образ Полины, вдруг оказавшейся в машине на обратном пути из Степной Мари; ее ведьмовские зеленые глаза, бурая гнилая кожа и смрад изо рта.

Губы Марьяны раскрылись, и Стас напрягся: только бы снова на него не пахнул невыносимо сладкий запах мертвечины. Ему захотелось зажмуриться и отвернуться – и это было самое идиотское желание, родившееся в столь интимный момент.

– Марьяна… мне нужно ехать, – выдавил он. – Мы найдем Бежова и постараемся выжить.

Сближение прекратилось. Марьяна выпрямилась.

– Заедешь за мной в половине девятого? Надеюсь, к этому времени я буду еще жива.

– Мрачное веселье? – усмехнулся Стас.

Девушка подмигнула ему, чего не делала даже в школьные годы, когда они встречались.

Он улыбнулся. И именно сейчас возникло желание вернуть тот внезапный момент сближения. Теперь бы Стас не растерялся, но, будучи беспросветным идиотом, он все испортил минуту назад.

А может, никакого сближения не было, и всему виной выпитое пиво или… кровь? Стас уже ни в чем не был уверен наверняка.

Без пяти четыре утра Марьяна открыла дверь своей квартиры.

И именно сейчас, сделав шаг в темноту прихожей, ощутила, насколько стены, мебель и даже запах ее просторного трехкомнатного жилища пропитаны одиночеством.

Из-за своего душевного отшельничества Марьяна осталась сегодня в баре «Соломон». Впервые она приняла решение не возвращаться в свой уютный когда-то уголок как можно дольше.

Да, в «Соломоне» она несколько часов просидела за столиком с двумя странными личностями: парнем, которого пару дней назад люто ненавидела, и парнем, которого пару дней назад не знала вовсе. И в конце концов, нисколько не пожалела о времени, проведенном в их обществе, даже несмотря на то, что случилось под конец посиделок.

Она почувствовала сегодня полноту жизни, возможно, не всю, но существенную ее часть. Будто побывала на встрече с друзьями, настоящими друзьями, которым можно рассказать все и которых у нее не было.

Она не стала включать в прихожей свет.

Сбросила туфли, с удовольствием ступив на прохладный паркет босиком, чего никогда раньше не делала. Положила сумочку на полку узкого стеллажа и распахнула двустворчатую дверь в гостиную.

Марьяна не сразу заметила, что ее квартира изменилась, и на компьютерном столе не хватает смятых оберток от шоколада, что грязный бокал из-под вина стоит в кухонной раковине, а не на полу гостиной и что книги, разбросанные по дивану, теперь сложены в аккуратную стопку.

Она ничего не заметила.

С усталым выдохом Марьяна сняла жакет, кинула его на диван, расстегнула молнию на джинсах. И опустилась в кресло с чувством странного неуместного блаженства.

Блаженство не рождается в моменты, когда человек находится в состоянии борьбы за жизнь, когда он испуган и постоянно ждет смерти или несчастного случая. Но Марьяна ощущала именно блаженство, погружалась в него, как погружаются в теплую ванну с ароматной пеной. Она улыбнулась и прикрыла глаза, впуская в себя дрему и готовясь уснуть прямо здесь, сидя в кресле, с косметикой на лице, не почистив зубы.

Наверняка так бы и случилось, если бы не заиграла музыка, тихая приятная мелодия эстрадного оркестра, и бархатный голос Фрэнка Синатры не пропел:

Baby, won't you please come home?