Помор - Валерий Большаков

— Ну ничего себе! — поразился Савва.

Ван скромно потупился…

— А я опрукал… об-ругал Гонта в Эль-Пасо, — вздохнул немец. — Сказаль ему, что он трус и лжец…

— Сволочь он, — буркнул Чуга.

Прилёгши отдохнуть, Фёдор задремал. Разбудили его причитания манзы.

— Воды ди, воды тянь![171] — стонал Ван, баюкая руку.

— Что ещё не слава богу? — проворчал Чуга.

— Да Ван на чоллу напоролся! — ответил Коломин, суетясь вокруг китайца. — А это такая дрянь… Колючки у неё зазубренные, сами отламываются, а кончики в теле остаются, застревают, как рыболовные крючки. Та ещё зараза…

Савва просунул лезвие ножа между шишкой чоллы и рукою и резко дёрнул.

— Пара шипов ещё осталась…

Сжав кончик шипа ногтями, Коломин вырвал его, потом удалил другой.

— Гляди в оба! — сказал он китайцу в назидание. — А то сядешь посрать где не надо и наберёшь полную задницу колючек…

…Завечерело. В роскошных красках заката пустыня тихо засыпала. Даже самый слабый звук здесь будет слышен чуть ли не на версту, но некому было тревожить древние пески, и это успокаивало.

Фёдор усмехнулся. Хорошо ему рассуждать о красотах и безмерной тиши, когда тинахас под боком, и в любой момент можно припасть губами к восхитительной влаге! А если бы в это самое время он полз, совершенно обессилев от жажды и одурев от зноя, и даже не догадывался, где тут можно напиться? Благодушествовал бы он тогда, чётко зная, что если и доживёт до утра, то оно станет последним в его жизни?

Чуга обвёл глазами чёрный волнистый силуэт дюн, выделявшихся на алом полотнище заката, и спустился к пещере.

— Тихо? — спросил Савва.

— Тихо, — кивнул Фёдор. — Едем!

Рано утром, когда кони брели, устав от ночной скачки, на юге показалось облако пыли. Чуга долго смотрел на него, мрачнея всё больше.

— Думаешь, это за нами? — встревожился Коломин.

Фёдор пожал плечами.

— Какому дураку придёт в голову просто так кататься по пустыне? Стало быть, за нами… И куда нам теперь?

— Строго на север, — ответил Савва. — Там горушки такие стоят, а в долинке — прудик.

— Тогда вперёд, и с песней!

Задерживаться не стали, поехали, солнцем палимы, опустив головы под накатом нескончаемого тепла. Несколько раз пили понемногу, время от времени останавливались, чтобы смочить губы лошадям. Рты у людей пересохли, губы обветрились и потрескались, каждое движение глаз вызывало боль в обожжённых веках. Вода испарялась, покидая тела, кровь густела, движения замедлялись… А вдали, хоть и не очень-то далеко, клубилось невысокое облачко пыли — оно двигалось за беглецами, как привязанное.

Белый песок Чихуахуа пошёл плотный, слежавшийся, копыта коней в нём почти не проваливались, но заставить бедных животных скакать было бы жестоко. Всадники покидали сёдла и плелись рядом, ведя коней в поводу — пусть хоть так отдохнут.

Коломин обнял коня за шею, почти повисая на нём, и хрипло дышал, перебарывая слабость.

— Вы как? — остановился рядом Чуга.

— Да всё нормально, — слабым голосом ответил Савва. — Устал просто…

— Нельзя нам отдыхать, — сказал Фёдор виновато. — Ежели первыми до воды дойдём, спасёмся, а вот ежели они… Нас тогда даже убивать не придётся, сами сдохнем.

Коломин поднял взгляд и кивнул на небо, где чертил круги терпеливый канюк:

— Вона, ждёт уже. Проголодалась птичка…

— Не дождётся…

Полумёртвые от усталости, они доплелись-таки до холмов, из которых выпирали обгрызенные ветром скалы. Зелень почти не бросалась в глаза, лишь кое-где росли агавы и окотилло.

Зато сразу за возвышенностью пролегала низина, где блестел прудик, охраняемый рощицей колючих груш, юкки, случайных слоновых деревьев и одиноких колонн трубчатых кактусов. Оазис!

Потерянный и возвращённый рай.

Лошади заржали, почуяв воду. Чуга спешился и, спотыкаясь, добрёл до озерца. Первый глоток вызвал спазм в желудке, потом стало легче.

— Пейте побольше, — хрипло сказал Коломин, — впрок! Накачивайтесь водой!

Фёдор поднялся к скалам и глянул в сторону юга. Пыльная тучка сделалась ближе…

Обернувшись к друзьям, он сказал:

— Винтовки в руки — и сюда! Пока их жажда томит, а мы напоены, у нас маленький перевес. Только уговор — близко не подпускать, а то сомнут. Ван, тебе вера не позволяет врагов кончать?

— Дазе лосадей… — вздохнул китаец.

— А стреляешь метко?

— Оцень метко!

— Тогда твоя задача простая — продырявь им все фляжки!

— Холосо!

— У-Йот! Собери сушняка на пару хороших костров и сложи на флангах. Зажгём, когда стемнеет, а то как бы они не обошли нас в темноте.

— Йа, йа! Йаволь…

Чуга поостерёгся ложиться на раскалённый песок и устроился на коленях за каменными глыбами. Щель между ними напоминала бойницу. Савва забрался на вершинку низенькой скалы, похожей на постамент без памятника, и скорчился там. Манза с немцем застыли по сторонам, справа и слева.

Облако пыли стало близким настолько, что Фёдор различил отдельных всадников. Кони перебирали ногами из последних сил, высунув сухие языки. «Чего вот над животинами-то изгаляться?» — подумал Чуга и выстрелил. Пуля сбила сомбреро, и помор узнал Хорхе, вертухая не из самых вредных.

— Эй! Стойте где стоите! — прокричал он на корявом испанском. — А то ляжете!

— Сдавайся, гринго! — завопил здоровый мексиканец в чёрной широкополой шляпе с плоской тульей.

По голосу Фёдор узнал Мигеля Баку и нажал курок. Лицо Баки, припорошенное белой пылью до такой степени, что походило на грим Пьеро, украсилось красной кровью. Мигель взмахнул руками и свалился с коня.

В тот же момент привстал Коломин и выпустил три пули. Мексиканцы, утомлённые дорогой и обезвоживанием, ответили с запозданием — Савва уже упал на камни, а ответный свинец щёлкнул по скале на третий удар сердца.

Уве-Йорген стрелял прицельно. Первый раз он не попал, зато второй патрон был истрачен не зря — мексиканец на красивой белой лошади схватился за грудь почти театральным жестом и рухнул коню на шею, безвольно свесив мёртвые руки.

— Попал!

Ван словно дожидался, когда мексиканцы развернут коней, чтобы, не дай бог, животных не подранить, и сделал четыре быстрых выстрела. Никому не причинив смерти, манза добился желаемого — из полупустых фляжек мексиканцев струйками забрызгала вода, утекая безвозвратно.

Ругаясь последними словами, нападающие отступили — державшие оборону подгоняли их меткими выстрелами, убив ещё одного и ранив троих.