Главный финансист Третьего рейха. Признание старого лиса. 1923-1948 - Яльмар Шахт

Второй вопрос имел решающее значение.

Как глава немецкой делегации я подготовил план действий. Перед обсуждением вопроса о переводе репарационных платежей я стремился, прежде всего, посредством предоставления исчерпывающих данных убедить конференцию уменьшить репарации на возможно большую сумму. Затянувшаяся дискуссия вокруг этих данных привела вскоре к некоторой усталости. Джек Морган первым взял несколько дней отдыха, которые провел на своей яхте, совершившей круиз по Средиземноморью. Но и другие участники конференции хотели расслабиться.

Поскольку приближалась Пасха, я решил, что мы, немцы, должны тоже взять передышку на несколько дней. Внес предложение, чтобы каждый из экспертов западных союзников выдвинул минимальное требование, на которое имел полномочия от имени своей страны. Предложение было принято и дало возможность мне с женой посетить замки Туреня в живописной долине Луары.

Когда я снова встретился по возвращении из поездки со своими коллегами за столом конференции, то обнаружил, что мое предложение дало поразительный результат. Представители западных союзников фактически ни разу не контактировали друг с другом по вопросу сумм, которые им следовало запрашивать. Каждый из них явно опасался упреков союзников, что его корысть переходит все границы. Вышло так, что, когда председательствующий американец попросил огласить соответствующие цифры и это сделали, отдельные требования значительно превосходили общую сумму, предусмотренную планом Дауэса, в то время как целью конференции было уменьшить немецкий долг по репарациям. Такой итог, поразивший каждого из участников конференции, вызвал чувство смятения, которое в конце концов произвело взрыв веселья и несколько улучшило наше настроение.

Это, однако, не изменило упрямую позицию наших оппонентов в ходе конференции. Французы не стеснялись прибегать к закулисным методам давления наряду с реальными аргументами. Однажды я получил известие из Берлина, что все французские банки в Берлине, которым немцы значительно задолжали, неожиданно потребовали возврата долгов, либо приобретенных в рассрочку, либо взятых на определенный срок. То, что это случилось без предварительного уведомления в один и тот же день и что в это были вовлечены все французские банки, указывало на преднамеренную акцию, явно продиктованную сверху.

Подобная акция привела к резкому сокращению резервов Имперского банка в золоте и иностранной валюте, так же как и других банков, обязанных обращаться в Имперский банк за иностранной валютой для покрытия платежей по долгам Франции. Мне предстояло немедленно ответить контрударом.

Я повидался с Паркером Гилбертом, который находился в Париже большую часть времени проведения конференции, и сообщил ему, что случилось, хотя он, конечно, был сам прекрасно осведомлен о происшедшем событии. В ходе нашего с Гилбертом разговора выяснилось совершенно очевидно, что как французы, так и господин Гилберт (если он действительно одобрял французскую акцию) сильно просчитались. Они рассчитывали заставить меня пойти им навстречу в вопросе задолженности, а между тем сыграли мне на руку и предоставили новые аргументы в выступлении против чрезмерного бремени перевода валюты.

Я спросил Гилберта:

— Считаете ли вы французскую акцию достойной или политически целесообразной?

Он не понял, что я имею в виду. Пожал плечами и сказал:

— Вам не следует удивляться. Французы считают, что вы пытаетесь уклониться от оплаты. Они стремятся показать вам воочию, к чему это ведет.

— Могу сообщить вам, господин Гилберт, в нескольких словах, к чему это ведет, и полагаю, французы очень скоро отменят эти меры. Если это взыскание долгов — не очень значительных — будет явно угрожать немецкой валюте, что отмечается на фондовой бирже в последние несколько дней, если немецкая валюта будет дестабилизирована оплатой займов в иностранной валюте, то совершенно очевидно, что выплаты репараций, о которых французы еще мечтают, просто станут невозможными.

Гилберт стал бледнее, чем обычно, и занервничал. Я же продолжал спокойно:

— Если французские банки не отзовут своих требований, я поблагодарю на следующем заседании французскую делегацию за предоставление мне столь убедительного доказательства невозможности перевода платежей по репарациям, которых они добиваются.

В результате этого разговора Гилберт сказал, что разыщет моего коллегу господина Моро, президента французского Центрального банка, и передаст ему суть моих возражений. Буквально на следующее утро он позвонил мне:

— Господин Шахт, в связи с нашим вчерашним разговором хочу сообщить, что французские банки отзывают свои извещения. Поэтому надеюсь, что вы не станете ссылаться на этот инцидент в ходе конференции. Уверен, вы разделяете мое мнение, что упоминание этого вопроса вызовет очень неприятный обмен взаимными обвинениями и неблагоприятно скажется на атмосфере конференции.

Мне пришлось, разумеется, согласиться с этим. Я был рад, что все окончилось благополучно, и вопрос о французской акции не поднимался на конференции.

Поездка по Туреню стала последним приятным эпизодом в ходе проведения конференции Янга. Забавный инцидент с требованиями отдельных стран западных союзников воплотился в замечательной карикатуре, опубликованной французской юмористической газетой Le Rire. Эта история получила широкую известность. За ней последовали весьма серьезные дебаты на конференции, работа которой приближалась к концу. На горизонте уже виднелись грозовые тучи.

После провала попыток дополнить план Янга, основанный на минимальных требованиях к Германии бывших врагов, председатель конференции справедливо выступил с обращением в нашу сторону.

— Теперь, — сказал он, — немецкие эксперты должны сообщить о том, что они смогут предпринять.

На вопрос о том, когда мы сможем представить немецкий меморандум, я ответил:

— На завтрашнем заседании.

Мы работали над составлением меморандума всю ночь напролет. В нашем сознании его содержание сложилось достаточно ясно, но теперь его надо было сформулировать и изложить в ясной манере.

На следующее утро мы без задержки передали свой меморандум в копиях на немецком и английском языках. Его составили четыре немецких эксперта, работавших в полном согласии с чиновниками, которые помогали нашей делегации. Не буду перечислять подробно суммы, которые мы приводили: они все еще оставались значительными. Но пока мы не могли надеяться на отмену репараций. Нам казалось более важным обсудить факторы, которые в наибольшей степени влияли на способность Германии осуществлять платежи.

Меморандум произвел впечатление политического взрыва. Причиной возбуждения было следующее предложение: «Утрата восточных провинций, переданных Польше, сократила посевные площади Германии до такой степени, что серьезно подорвала германскую платежеспособность». Враждебная печать немедленно подняла вой: «Господин Шахт требует возвращения утраченных восточных провинций!»