Тайна озера Кучум - Владимир Топилин

А снежный покров всё больше и больше. Он растёт на глазах. Загбой воткнул перед собой, на открытом месте, палочку высотою с ладонь. Она очень быстро утонула под зимним покрывалом. Поставил другую, в две ладони, и опять тот же результат. Третья равнялась длине лучевой кости, от локтя до кончика пальцев. И теперь к темноте от неё осталась только треть высоты. А это равнялось высоте ножа. Если снег будет валить с таким же постоянством, то к утру покров достигнет более полуметра. Это впечатляет, но только не Загбоя. Он привык, как таёжный ручей привыкает к камням. Охотник знает, что всё временно, за плохой погодой всегда светит солнце. Да и не время ему думать о превратностях и каверзах погоды. Где-то тут, рядом, может быть, вон там, за поляной, должен быть медведь. И тогда какие могут быть рассуждения о каком-то снеге, если в его лицо дышит смерть?

Но зверь не идёт. Он как будто чувствует, что его ожидает, видел, слышал, что на душник пришли охотники, готовые снять с него шкуру. А что, если пули, выпущенные из револьвера Кости, принесли ему смерть? Нет. Загбой видел амикана, как он отмахивался от Чингара, как шёл в гору, какой у него был след. Медведь ранен, но слабо. Пули пробили мышцы, мякоть тела. Это не смертельно, но опасно. Раненый зверь — страшный зверь. Он не боится ни дыма, ни огня, ни выстрелов, ни, кажется, самого духа. Тунгусы говорят, что в такие минуты в плоть амикана воплощается сам Харги. И Загбой согласен.

Прошёл час, второй, третий… Для Загбоя время делится на периоды. За годы охоты научился делить ожидание на какие-то определённые отрезки, ограничивающиеся внутренним будильником, как будто кто-то второй, невидимый, живущий в нём, Загбое, подаёт импульсивный толчок, знак: «оглянись, посмотри вокруг, всё ли в порядке?» И следопыт вздрагивает, напрягает слух, осторожно втягивает носом воздух, успокаивается: «Да, всё так же, как есть».

Вокруг глубокая ночь. Ещё несколько отрезков времени, и начнётся рассвет. Самое время, час пик, когда должен прийти зверь, и надо быть предельно внимательным. Всё так же идёт снег, но уже тише. Ветер стих. Лёгкое течение воздуха морозцем дышит в лицо. Верный признак — к хорошей погоде. Завтра, уже сегодня, будет солнечный, спокойный день. Это радует. Значит, можно будет здраво оценить обстановку под гольцом и даже найти причину гибели людей. Вот только бы разобраться с медведем. Но где он? Неужели ночь скрада пройдёт впустую?

Но чу! Мягко, едва различимо подрагивает под Загбоем земля. Следопыт затаил дыхание, сковал каждый мускул своего тела и, кажется, приостановил биение сердца. Так и есть. Кто-то идёт. Кто, если не он? Непонятно, где происходит движение: впереди, сбоку или сзади. Потянул носом воздух, едва различил слабый запах псины. Так и есть, зверь здесь, где-то рядом. Тут же услышал мягкие шаги. Стоп, всё затихло. Зверь остановился, тоже слушает ночь. Загбой весь — пружина капкана. Стоит только сработать собачке, и молниеносно щёлкнут дуги. В руках — нагретый горячими ладонями металл штуцера. Курки взведены давно. Только бы увидеть силуэт! Только бы понять, в какой стороне от него оцепеневший медведь… Секунды кажутся вечностью. Всё решает каждое мгновение, любое неверное движение дрогнувшего пальца. Эвенк медленно тянет воздух носом, чувствует присутствие амикана. Запах псины острее. Оказывается, зверь ближе, чем он думал. Метрах в десяти или даже в пяти. Кажется, услышал, как шевелится волос на шкуре. А затем равномерный, нарастающий свист: медведь тянет в себя воздух, выискивая посторонний запах. Да вот же он, прямо перед Загбоем, в трёх шагах от охотника на тропе!!!

И тут же в лицо пыхнуло смрадом. Зверь учуял человека, резко фыркнул, рявкнул и, круто, в одно мгновение развернувшись, бросился бежать. Загбой вскинул ружьё, хотел выстрелить в угон, да где там! Ночь, темно, в двух шагах ничего не видно. Даже ближние стволы деревьев не различить. Куда стрелять и зачем?

А медведь пошёл вмах, стремительно, быстро. Щёлкают сухие сучки под напором грузного тела, рвётся подсада от мощных рывков когтей, да тайга гудит от испуганного рёва могучего хозяина. Дрожит воздух, подрагивает земля, с деревьев падает комковатая кухта. Отскочил зверь на сотню метров, остановился, выражая своё недовольство и страх перед человеком, глухо, заунывно зарычал. Мечет, рвёт вокруг себя мелкие деревца, кору кедров. Загбой запоздало мякнул тугуткой, да где там! Медведю и так всё понятно, не глупый, что в засаде сидел смертельный враг. Теперь не подойдёт, хоть закричись.

Следопыт удручённо чертыхнулся: «Как так? Стар, видно, стал, не услышал, не почувствовал, как зверь подошёл нос к носу». В то же время уважительно удивляется, что имеет дело с таким осторожным и умным амиканом: ходит как тень, под пулю не лезет, знает, что это такое. Как подманить зверя под выстрел? Теперь он будет в десять раз осторожнее, понял, что человек ищет с ним встречи. Но делать нечего, что было, того не вернуть. Жди теперь, что выкинет этот громила. Может просто ходить вокруг или сам скараулит, налетит как молния, задавит, слово сказать не успеешь. Но уйти — нет, не уйдёт от душника. Зверь никогда не бросит лакомого куска, попробовав его один раз. В лучшем случае, будет наведываться ночью, но так, что и не услышишь. Десять раз проверит, придёт в темень, ночью, но себя не покажет.

Рычал медведь недолго. Потом вдруг разом всё стихло, наступила тишина. Впечатление такое, что ничего не было. Но Загбой знает, что сейчас амикан осторожно обходит кедровую колку вокруг, ловит малейший запах человека, проверяет слабые места. Насторожилась тайга. Только едва слышно лепятся редкие снежинки: чуть посветлело небо, близок рассвет. Чёрными стволами обозначились ближние деревья, снег стал серым.

Загбой весь внимание. Напрягает слух до звона в ушах. Осторожно втягивает в себя воздух, стараясь уловить хоть малейший запах своего врага. Но лёгкое атмосферное течение плывёт от охотника. А это значит, что все преимущества на стороне зверя. Возможно, он сейчас прекрасно чувствует его и не выдаёт своё присутствие. Но нет, вон тоненько пискнула ранняя пташка, за ней тревожно заорал дыргивка, дрозд. Медведь уже прошёл полукруг, около сотни метров, и теперь находится сзади, рядом с Николаем и Агафоном. Может быть, выйдет к ним, под выстрел? Следопыт с нетерпением ждёт минуту, другую, третью. И вдруг: фух, фух, фух!!! Опять треск сучьев, недовольное ворчание и бегство. Зверь почувствовал людей, пошёл на уход, не таясь, с шумом. Теперь уже надёжно не подойдёт. Понял, что везде засада, его караулят, и в этот час на душнике ему делать нечего. Всё дальше и дальше недовольное ворчание. Всё слабее шум тяжёлых шагов, реже треск ломаемых сучьев. Ещё несколько секунд — и всё стихло. Ушёл зверь куда-то на дневную лёжку. Но не отступил, придёт, дождётся момента, когда в кедровой колке никого не будет. И начнёт перетаскивать трупы людей и лошадей подальше, в другое, более укромное место. Таков уж характер зверя. Так было всегда. Так будет и в этот раз.

Загбой встал, собрал свои вещи, осторожно пошёл по тропе назад, к товарищам. Заранее заговорил, крикнул:

— Не стреляй, это я ходи…

Ему откликнулся Агафон, встревоженно позвал:

— Давай быстрее! Николая нет.

— Как то нет? — поравнявшись с ним, удивился следопыт.