Шкуро. Под знаком волка - Владимир Рынкевич

Зал несколько раз аплодировал полковнику: когда он говорил о почетном месте в Российском государстве, о мудром командовании генерала Деникина и, конечно, в конце речи.

Шкуро сел на свое место рядом с Покровским, откинулся на кресло, глубоко дышал, отдыхая. Генерал смотрел на него с интересом.

— Кто писал? — спросил генерал.

— А чего писать-то? Сам все это знаю.

— Вообще ты прав: сказано много, правильно, а по делу ничего. Потому всем и понравилось.

XVI

Все эти дни Шкуро ждал какого-то знака от штаба — если Филимонов готов на его производство в генералы, то как примут там? Деникин, выступив в первый день Рады, на заседаниях больше не показывался. Иногда появлялся Романовский, издалека улыбался весьма приветливо, но поговорить с ним не удавалось — быстро исчезал. На нем армия. Шли слухи, что Деникин все внимание отдает молодой беременной жене.

После своего выступления Шкуро, набравшись решительности, нашел предлог самому явиться к начальнику штаба армии. Уже стемнело, и Романовский трудился над бумагами при свете яркой настольной лампы. Встретил он гостя доброжелательно:

— Хорошо, что пришли, Андрей Григорьевич. Я намеревался пригласить вас на завтра.

— А я пришел защиты у вас просить, Иван Павлович, — начал с ходу. — Подходит ко мне какой-то полковник, говорит, что он из контрразведки, и требует, чтобы я ему доложил, где мой адъютант вахмистр Кузьменко. Будто на него есть какой-то материал, и его надо допросить. Я своего адъютанта знаю с детства, Иван Павлович, вместе озоровали, когда он к нам в Пашковскую приезжал. Все бои со мной прошел. Ведет у меня секретную разведку по тылам красных. Вы же получили мою шифровку о Сорокине и о прочих делах — это все с его помощью, по его разведке. Теперь опять я его послал к большевикам в тыл за сведениями о планах — нам же надо дальше наступать. У него опыт, своя сеть агентов…

Этот вопрос Романовский решил мгновенно — нажатием кнопки и поручением адъютанту передать в контрразведку приказ прекратить дело. Потом некоторое время молча поглядывал на Шкуро, почему-то напомнив тому доктора, лечившего полковника в Персии после ранения в грудь. Рассматривал с таким странным интересом.

— Мне очень понравилась ваша сегодняшняя речь в Раде, — сказал начальник штаба. — Я прочитал стенограмму. У вас с Покровским хорошо были согласованы тезисы: он главным образом против самостийности, вы — за Добровольческую армию.

Говоря это, Романовский смотрел испытующе — хотел докопаться, существует ли согласованность действий, сговор? А чего бы хотел начальник штаба? Чтобы существовал сговор или нет? Стараясь выглядеть попроще, понаивнее, понароднее, Шкуро смущенно поблагодарил за одобрение речи:

— Да я же не оратор… Так, от души. С народом, с казаками больше разговариваю.

— Казаки вас любят. Готовы и атаманом избрать.

Вот и еще один вопрос-допрос.

— Рано мне о таком думать, Иван Павлович. Казаки, правда, говорили. И Рябовол сказал, что я природный казак, и будто все они на меня надеются. Просил, чтобы я их поддержал.

— А вы?

— Я сказал, что еще молод для такого поста, в политике неопытен, а кроме того, не согласен с сепаратистскими настроениями. Я за единую Россию.

— Мы с главнокомандующим очень ценим эти ваши убеждения. Но кто же станет атаманом?

— Я понял, что Антон Иванович не возражает против переизбрания Филимонова.

— Не возражать, это еще не значит полностью соглашаться. Есть и другие достойные кандидаты. Вот генерал Покровский.

Романовский улыбался, словно знал о каких-то тайных решениях.

— Его казаки любят.

— Может быть, лучше будет, если его изберут? Хороший атаман?

— Многие так считают.

— А вы?

— Мы с ним в дружбе. Он мне говорил, что хотел бы стать атаманом. Не будет возражать, если изберут и даже…

— Что даже?

Шкуро задумался ненадолго — тяжел путь в генералы, того и гляди не туда свернешь. Решил свернуть поближе к Деникину:

— Даже готов силой захватить атаманскую булаву, если не будет против главнокомандующий. Виктор Леонидович считает, что вы и Антон Иванович не возражаете против того, чтобы он стал атаманом, но не хотите ссориться с Радой.

— А что вы думаете, господин полковник?

— Я думаю по-всякому, а поступлю, как вы мне посоветуете, чтобы на пользу Кубани и Добровольческой армии.

— В принципе, мы не против Покровского. При определенных условиях могли бы поддержать и переворот. При определенных условиях. Поэтому, если генерал решится на взятие власти, вы должны в этот же момент приехать с ним ко мне.

На ночь Шкуро читал свою газету «Доброволец», где самым интересным было сообщение о прибытии в Новороссийский порт союзной эскадры в составе двух миноносцев и двух крейсеров: «Эрнест Ренан» и «Ливерпуль». Значит, соглашение а помощи деникинской армии пришло в действие. А там обозначено введение в Россию двенадцати дивизий для борьбы с анархией. Планируется занятие Киева, Харькова, Донбасса, помощь вооружением и продовольствием… Вот и иди казак Андрей Шкуро за Деникиным и веди за ним своих казаков, и сам генералом станешь, а потом… А потом посмотрим, как все обернется. Не с этими же недоумками самостийниками связываться. У них вон там один мудрец всем доказывает, что кубанская конституция, которую он сочинил, лучше американской.

Полковник уже собирался укладываться спать, когда у ворот зашумели: лошади, возгласы, стук. Будто что-то стряслось. Пришлось одеться и выйти встречать незваных гостей. У ворот его ожидал приехавший верхом в сопровождении казаков капитан Козловский, адъютант Покровского.

— Господин полковник, — обратился капитан с некоторой тревогой в голосе, — Виктор Леонидович просит вас немедленно приехать к нему по важному делу, не терпящему отлагательства.

Шкуро отдал приказ седлать лошадей, надел черкеску и взял револьвер, сопровождать приказал Борукаеву, постоянному домашнему дежурному адъютанту.

Приехали в особняк Покровского на Красной улице. Генерал сидел в прокуренном кабинете, нервно напряженный, нетерпеливо дергающийся. Вокруг него — четыре полковника, ближайшие помощники.

— Наконец-то, — встретил он Шкуро возгласом облегчения. — Андрей Григорьевич, мы должны немедленно начать действовать. Деникин и Филимонов больше не могут мириться с крикунами самостийниками в Раде. Они настаивают на том, что этих людей надо немедленно обуздать. Поэтому я решил сегодня в четыре часа утра арестовать этих господ и предать их военно-полевому суду по обвинению в государственной измене. Части моей дивизии, расквартированные в Пашковской, уже идут сюда. Они займут все караулы. Вы, полковник, со своей волчьей сотней произведете аресты вот по этому списку. Вас, Андрей Григорьевич, будут сопровождать мои офицеры, знающие адреса лиц, подлежащих аресту.