Роковой роман Достоевского - Ольга Тарасевич

От воспоминаний о том, что она всего через пару часов после смерти Алексея сидела за одним столом с убийцей, Лику зазнобило. Вронская прошлась по комнате и, убедившись, что озноб не проходит, разыскала в шкафу серое пончо.

Да, они сидели за одним столом… Говорили о Чечне и о том, какой Алексей хороший парень. Валерий Петрович так отлично характеризовал убитого мальчишку. Она думала, это доброе отношение к людям, а не чувство вины… Наверное, Савельев специально попросил ее приехать в гости к Татьяне. Ему нужен был точный адрес.

А выяснять его на презентациях не очень удобно, даже подозрительно. Лучше сделать это дома, в непринужденной обстановке. Да, график мероприятий в Питере был размещен на сайте издательства. Но если вдруг что-то изменится – где искать потенциальный труп? Савельев был маниакально предусмотрителен…

«И я невольно ему помогла, – подумала Лика, кутаясь в пончо. – Я сама позвонила Савельеву в тот момент, когда ему требовалось алиби. Впрочем, я же добрая и ответственная. Я бы все равно к нему приехала, не в этот день, так в другой. И, наверное, когда он увидел хризантемы и конфеты, то окончательно решил, как именно будет меня убивать».

И Лика снова защелкала по клавишам…

…Он точно знал, что тоже умрет. Преступление без наказания – для него лично. Преступление – для наказания биомассы. Он смог подчинить себе всех этих жалких людишек, которые жили, умирали, читали газеты, покупали хорошие книги и (наконец-то!) думали, в полном соответствии с его замыслами.

Раскольников, выполнивший свою миссию, отправляется на каторгу.

Но современная каторга – это экскременты биомассы.

Наказания, конечно же, не будет. Но, реализовав свой план, надо уйти. Просто уйти в вечность. Потому что все, что он мог и должен был сделать, уже сделано…

И все-таки он очень боялся смерти. Но тщательно к ней готовился.

Заранее составил завещание, согласно которому двоюродная сестра становилась опекуном родной, страдающей психическим заболеванием. Переоформил машину, квартиру, счета в банке.

Он знал, что умрет, но не собирался афишировать свой план. Не только из-за родственников. Биомасса должна пробудиться и научиться думать. Но она не достойна знать, кому именно обязана активизацией умственных процессов в атрофированном мозге.

Если бы писательница на его глазах не смолотила перед едой полкоробки ею же принесенных конфет, поставленных на стол, он, может быть, галантно пропустил бы ее вперед на дороге смерти.

Но он был совершенно уверен, что, когда заказ доставят писательнице, она не устоит перед воздушным соблазном в молочном шоколаде.

А нервы уже звенели от перенапряжения.

Галлюцинации были все чаще, сильнее и мучительнее.

Он им не верил.

Он ведь не болен. Он – не князь К. из «Дядюшкиного сна», терзающийся сомнениями, наяву ли делал предложение красавице Зине или во сне. Нет, он совершенно здоров, четко осознает свои действия и поступает правильно…

И он решил сделать свою смерть одним из звеньев кровавой цепи.

Все было обставлено в точности как с профессором Свечниковым. Он заранее отвез Татьяну в клинику, привез из гаража грим и одежду. И, дождавшись, пока в подъезд войдет соседка, виртуозно сыграл роль загадочной гостьи. Потом добрался до автомобиля, переоделся, выбросил уже ненужную женскую одежду. Вернулся домой и принял яд.

Таблетка была безвкусной, и он счастливо улыбнулся, подумав, что завтра писательница получит коробку своих любимых «Дежавю». И не успеет ничего заподозрить.

Обертку он вскрыл и запечатал очень аккуратно, тонкий слой шоколада на нижней части конфеты легко снимался и так же идеально возвращался на место. Его беспокоил только вкус, не будет ли раскрошенная таблетка горчить в нежном суфле.

Не будет.

И он улыбнулся прямо в лицо приближающейся смерти…

…Лика посмотрела на часы и ужаснулась. Половина первого! А ей еще столько нужно написать!

Про то, что все мы родом из детства, хорошие, плохие, сильные, слабые. В детстве самое голубое небо, самое яркое солнце, самые сладкие конфеты. И самые лучшие книги. Она сама до сих пор перечитывает Карлсона и невольно повторяет в трудную минуту: «Спокойствие, только спокойствие». А Савельев любил Достоевского. Его мама, учительница русского языка и литературы, считала, что дети должны начинать знакомство с книгами с самых лучших произведений. Преступник его не просто любил – боготворил. Достоевский, стремившийся пробуждать своими романами в людях свет и веру, наверное, перевернулся бы в могиле, узнав о таком специфическом восприятии творчества. Или нет? Не виноват же, условно говоря, производитель ножа для резки мяса, что его изделие стало орудием убийства…

И еще надо обязательно уточнить, откуда у Савельева появился яд. Муж его сестры, Аслан Мирзоев, по всей видимости, сотрудничал с ФСБ и должен был провести операцию по ликвидации лидера бандформирования. Детали этой операции сейчас уже не выяснить. Ясно только одно: в его распоряжении оказался специальный яд, воздействие которого напоминает смерть по естественным причинам. И удостоверение. Но накануне мероприятия автомобиль Аслана Мирзоева взорвали, чеченец погиб. Видимо, произошла утечка информации, а сотрудники ФСБ решили, что смертоносная отрава осталась во взорвавшемся автомобиле. Но доступ к препарату получил Савельев. Был ли он информирован родственником заранее или же случайно убедился в свойствах препарата – об этом можно только догадываться. Скорее всего, последний вариант наиболее вероятен. Отправляющийся на задание сотрудник спецслужбы, возможно, на всякий случай попрощается с родными, но посвящать их в детали операции не станет. К тому же яд – как пачка меченных специальным маркером банкнот. Когда судебные медики частично установили его состав, ФСБ забила тревогу. Так что Савельева вычислили бы в любом случае. А он производил впечатление очень осмотрительного человека. И при всей его готовности расстаться с жизнью был крайне незаинтересован в том, чтобы правда выплыла наружу.

Впрочем, причастность Савельева все равно бы установили. При обыске его квартиры были обнаружены белые длинные искусственные волосы из парика. Осмотр автомобиля выявил наличие на подголовнике черных искусственных волос. И, потянув за эту нить, можно было бы распутать весь клубок. Установить, что Савельев занимался в театральной студии, что не смог состояться в науке, что с ним, полюбив более успешного мужчину, развелась жена. Нет, он не смирился, пытался доказать прежде всего самому себе, что сможет устроиться в жизни. И книжный бизнес приносил ему неплохой доход, но после дефолта вернуться на прежние позиции Савельев уже не смог.

Так начались озлобленность и… наверное, болезнь. Даже если у него не было наследственной предрасположенности к душевному заболеванию, постоянное общение с больным человеком лица без медицинского образования может быть чревато негативными последствиями. Психиатры иногда сталкиваются с тем, что родственники пациентов со временем тоже становятся пациентами. Советского Союза давно уже нет – а восприятие психиатрии не как отрасли медицины, а какого-то карательного органа осталось. Современное законодательство регламентирует оказание психиатрической помощи только с согласия больного. При отсутствии, конечно, явной угрозы для общества. То есть пока параноик за нож не схватится – будет ходить себе по улицам, слышать голоса и видеть зеленых человечков. И даже если медику очевидна некоторая неадекватность его поведения, он права не имеет применять лечение. Следователь Гаврилов выяснил у врачей, оказывавших помощь сестре Савельева: и по самому Валерию Петровичу были вопросы. То излишне подозрительный, то слишком артистичный, или веселый, а через минуту уже мрачнее тучи. Такая визуально отмечаемая амплитуда перепадов настроения настораживала профессионалов. Но Савельев заверял, что совершенно здоров…