Роковой роман Достоевского - Ольга Тарасевич

– Лика, тебе не кажется, что пора, в конце концов, оставить мне номер телефона? Но если тебе нравятся острые ощущения – можешь не оставлять. А еще, знаешь, Лика-заика – отличная рифма.

Голос Влада – теплый, звенящий от счастья. И Лике уже самой тепло от его тепла и страшно, что Влад может исчезнуть. Однако она подозрительно спрашивает:

– А чем ты сегодня занимался?

В плену его рук – лучше, чем на свободе. Промокшие ботинки холодят ноги – так и летишь, чуть мерзнешь, но все выше и выше.

Чувственное облачко Baldessarini «Ambre», и дыхание щекочет возле самого уха.

– Я все тебе расскажу, все-все расскажу, как же я соскучился по тебе, ты даже не представляешь, вредная девочка…

Вампир номер один открывает дверь с мрачным лицом, сурово поджатыми губами. И, полоснув черным возмущенным взглядом, возвращается за свою стойку, небрежно швыряет ключи.

– Ты сумасшедшая, – шепчет Влад. – Ты магнит, ты всех притягиваешь. Я хочу открыть тебе страшную-страшную тайну. Я организовал звонки в твое издательство «возмущенных читателей». Мне хотелось, чтобы ты осталась в Питере и нам никто не мешал. Ты сумасшедшая девчонка…

«Я сумасшедшая, – мысленно соглашается Лика, убирая горячую руку с талии. Коридор узкий? Или они, как пьяные, все время натыкаются на стены? Надо попробовать разлепиться, расплестись, вдруг получится. – Я схожу с ума, потому что, кажется, начинаю в тебя влюбляться. А у тебя есть Верочка, и мы живем в разных городах, и мы сами очень разные, и я все это понимаю, не нужно, неправильно, но мне с тобой катастрофически хорошо».

Как медленно, оказывается, открывается дверь номера. И свет пока загорится. Снять пальто – сто лет проходит.

Где же он, почему стоит, как болван, хоть бы обнял и поцеловал, что ли…

– Вот. – На ладони Влада лежит серый крохотный плеер, опутанный полупрозрачным шнурком и черными проводками наушников. – Моя песня. Первый дубль, не просто «рыба», а очень сырая «рыба», без аранжировки, нечищеная, фоно и мой голос. Но я не вытерпел. Послушай.

Лика забралась с ногами в кресло, покосилась на плеер, потом на горящее надеждой лицо Резникова.

– Может… э-э-э… не надо? Я не слушала ни одной твоей песни. Я не люблю попсу, то есть, прости, популярную музыку. Мне кажется, что разочаруюсь, а зачем? Елки-палки, ну что ты хмуришься? Я что, прошу, чтобы ты мои книги читал? Нет! Колхоз – дело добровольное.

– Колхоз, – он растерянно развел руками, – колхоз – да, наверное. Или это про музыку? Но ты же еще не слышала, почему сразу колхоз?.. Эта песня – про тебя! Неужели тебе хотя бы не любопытно? Напиши обо мне книгу – и я обязательно прочитаю.

Лика выхватила плеер, воткнула в уши кругляши наушников и, перед тем как нажать на кнопку воспроизведения, выпалила:

– Я предупреждала! Если лажа, то я так и скажу!

Еще нет слов. Только музыка. Но она такая, что по телу ползут мурашки. Непонятный безотчетный, но сильный страх стискивает горло, и воздуха не хватает, не хватает!

Она подскочила к подоконнику, распахнула окно и, как рыба, выброшенная на берег, заглотала свежий ветер.

Мне повезло унести на память

Запах любви на своих губах,

Что ты могла мне еще оставить,

Молча прощаясь со мной в дверях.

«У него хороший голос. Простые слова, простая музыка. Только почему-то больно, страшно, и…»

Мысль оборвалась. Горячие руки забираются под свитер, нежно обводят соски, скользят по животу к молнии джинсов.

Город устал, в амбразурах окон,

Гаснут огни, догорев дотла.

Сотни людей, а мне одиноко.

Еще один день прошел без тебя.

Плеер включен на полную громкость. Музыка вдохновенно шинкует душу. Ноги на мгновение окутывает холод, но тем жарче прикосновение обнаженной кожи.

Бежать

Не открывая глаз,

Не разбирая фраз,

Медленно умирая,

Знаю…

Бежать,

Имя твое шептать,

Видеть тебя и знать,

Что ты совсем чужая.

Просто любовь. Не важно, что было до, все равно, что будет после, но вот именно теперь это любовь, у которой одно прерывистое дыхание на двоих, одно невесомое, ускользающее в пустоту тело.

Каждое слово хранится в памяти,

Может, случайность, а может, знак.

Пальцы выводят имя на скатерти

И недосказанность прячут в кулак.

Сладкая. Долгая. Бесконечная. Смерть. Жизнь…

Боль не уходит, ломаю спички,

Скорость падает до нуля.

Сотни людей, а мне безразлично.

Еще один день прошел без тебя…

Последний аккорд – как благодарный поцелуй. Нежный, легкий, самый лучший. В голову возвращаются мысли, распахиваются придавленные наслаждением глаза, и… из окна примыкающего к гостинице дома высовывается лохматая девчонка, машет рукой, потом складывает пальцы птичкой «виктории», снова машет.

– Эксгибиционист чертов! – вспыхнула Лика и, наступая на разбросанную по полу одежду, бросилась к выключателю. – Хоть бы свет вырубил!

Влад упал на кровать и громко расхохотался:

– От эксгибиционистки слышу! А ты почему свет не выключила?! Все, молчи. Я понял: песня тебе очень понравилась!

Закрыв окно (к счастью, наблюдательная девица уже исчезла), Лика забралась под одеяло и, поколебавшись, спросила:

– А ты не засекал, по времени сколько длится песня?

– В «рыбе» меньше трех минут, с аранжировкой, думаю, минуты четыре будет. А что?

«Мне показалось, целая жизнь прошла, – подумала Вронская, устраиваясь поудобнее в пещерке из рук и горячего живота Влада. – Прошла, прошла. Только страх почему-то остался. Очень хочется еще раз прослушать песню. Но она такая сильная, что это пугает».

Влад утонул в сне мгновенно, еще секунду назад губы прижимались к шее, и вот поцелуй растаял в ровном, чуть щекочущем дыхании.

А Лике не спалось. Она перебирала в памяти события дня: непонятную истерию в газетах, подозрения Соколова, смерть Савельева. Кошмар продолжается, ничего не ясно – ни кто виноват, ни что делать, классические вопросы, классическое отсутствие ответов…

Потом ей захотелось растолкать Влада и выставить его вон. С ним слишком хорошо, чтобы расстаться без боли. А если рвать отношения теперь – то это будет менее больно. Или попытаться не рвать? Нет, исключено. У него ведь есть девушка. И фанатки, наверное, тоже есть. И гастроли, а это соблазны. Влад, кажется, влюбчивый, перед его обаянием устоять невозможно, так что этот непонятный роман следует прекращать. Чем раньше, тем лучше. Но как же не хочется…