Поверженные правители - Роберт Холдсток

— Сюда возвращаются Мертвые.

— Темницы или дворцы?

— Не знаю. Что чувствуешь ты, Ниив? Темницы или дворцы?

Она обняла руками колени, поймала мой взгляд.

— Я не уверена, что есть разница. Как бы велики, как бы просторны они ни были, рано или поздно всегда натыкаешься на стену. Из того, что я узнала о Ясоне и Медее, об их жарком южном мире с мраморными дворцами и вьющимися коридорами… Нет, я не вижу разницы. Там, откуда я пришла, сама земля — дворец. Я могла год идти снегами и лесами и не найти стены. — Она снова постучала ногой по моей ступне. — И ты это знаешь. Клянусь самой Снежной Госпожой, твой мир больше, чем можно вообразить. Твой дворец — сам мир. Нет стен, только возвращение к началу. Где твое начало, Мерлин? Я никогда не спрашивала…

— В глубоком ущелье, заросшем лесами, полном пещер и образов, там, где встречаются несколько рек; откуда расходятся в стороны долины. Там, куда люди приходят, чтобы остаться. Я стар. Но там, откуда я пришел, те, кто растил меня, были не так стары, как первый народ долины, чьи песни и видения мы учили.

Ниив уставилась на меня с полуулыбкой на губах, с живыми звездами в светлых глазах:

— Ты вернешься туда? В конце?

— Конечно.

— Тогда то место — твоя могила.

— Мой дворец. Моя темница. Да. Я вернусь туда, но еще не теперь.

— Я найду тебя там, — сказала она с тихим озорством. — Знаю, что я всего лишь мимолетное увлечение для тебя, просто прихоть.

— Ты больше…

Она со смехом отмахнулась:

— Нет, нет. Я слишком хорошо тебя изучила. Я знаю о тебе слишком много. Нет, просто прихоть. Но я отыщу тебя там, когда ты наконец отбросишь вьючную лошадь и дорожный мешок, посох и ложную мужественность. И саму Тропу. Когда ты вернешься домой, чтобы переносить свою звериную память на стены пещеры, — ищи меня. Я договорюсь с Миеликки. Через тысячу лет? Мой поцелуй застанет тебя врасплох! Мы вместе пройдем по склону горы.

Я привлек Ниив к себе. Она свернулась в моих объятиях, и мы стали возиться с одеждой, чтобы наши тела грели друг друга, хотя этой душной осенней ночью не так уж и нуждались в тепле.

Она была настроена странно. Я хотел сбить ее на обычные чувства. Я не хотел прощупывать ее. Она была такой грустной. Такой жалостной. Было что-то… Как это высказать? Я стараюсь припомнить ту минуту теперь, через столько лет… Она была одинока.

И мы уснули.

Меня разбудило кряхтение — тяжелое кряхтение Рубобоста, стаскивавшего камень с одной из могильных насыпей. Освободив его от налипшей земли, он бросил валун наземь.

Призрачная фигура возникла за его спиной, заглянула в открывшийся ход и кивнула.

Человек опустился на четвереньки и пролез в проем. Тогда Рубобост поднял камень, положил его на прежнее место, затем разбежался и сильно пнул ногой, вбивая поглубже. Поправил отвалившийся дерн и начертил незнакомый знак на возвышавшейся над ним глыбе.

Я не успел спросить, чем он занимается. Он сам подошел ко мне, кивнул Ниив, заметив светлое пятнышко ее лица под моим плащом, и присел на корточки:

— Он просил попрощаться.

— Тайрон?

— Да. Он умирает и знает об этом. Велел поблагодарить тебя за то, что искала корешки, запирающие кровь. — Последние слова предназначались Ниив.

— Я их не нашла, — грустно прошептала Ниив.

— Он просил передать, что уходит домой. Он недолго там побыл и снова покинул дом, чтобы помочь нам с Арго. А теперь он отыщет обратный путь через лабиринт.

— Какой лабиринт? — спросила Ниив.

Рубобост оглянулся на могилы.

— Об этом я его и спросил. Он сказал, что уверен: именно этот камень — Сестра — и есть вход в лабиринт. А если так, он сумеет добраться до своего острова.

— А если нет?

Рубобост смешался:

— Я не догадался его спросить.

Дак отправился добирать то, что не достал. Ниив вздохнула и снова прижалась ко мне. Ее последние слова той ночью были словами сочувствия нашему другу критянину.

Тайрон больше не появится в моем повествовании. Но мне вспоминаются слова Ниив после встречи с матерью Тайрона и охоты Укротительницы, когда мы спешили на Арго: ей показалось, что она видела Тайрона в толпе на пристани.

Странник по лабиринтам нашел свой дом. Я в этом уверен. Что сталось с ним после того, рассказывать ему самому.

К концу следующего дня мы стали ощущать равномерные толчки земли под ногами. И лес вокруг нас, казалось, тоже чувствовал их. Он настороженно замер, и только птицы вдруг вспархивали, кружили над деревьями и так же внезапно опускались.

— Это надвигается сзади, — сказал Ясон.

— Нет, спереди, — Урта тревожно вглядывался в закат.

— Нет, вот они! — выкрикнул грек, и мы обернулись, чтобы рассмотреть четыре маленькие фигурки, которые с воплями нагоняли нас на измученных лошадках: пятки бьют в лошадиные бока, волосы разлетаются по ветру. Каждый гнал перед собой несколько коней, которые брыкались, вставали на дыбы, но продолжали скакать.

Колку и Маелфор победоносно вскочили на попоны, покрывающие спины их лошадей. Потные мальчишки приветствовали нас веселыми ухмылками.

— Всего восемнадцать, — сказал воинам Маелфор, — да и то повезло. Колку высмотрел лошадей…

— Но не заметил охраны, — признался Колку, не переставая улыбаться и глядя на Кимона. — Задали они нам жару!

— К счастью, они были пьяны, — закончил Маелфор. — Не то могло бы плохо кончиться.

Он повернул голову, показав длинную полосу от копья, которое процарапало шею, но вполне могло перебить позвоночник.

Всадников и их добычу устроили на отдых. Больше всего они нуждались в воде, а рядом протекал маленький ручей.

Но Боллул сказал:

— Мне кажется, земля все еще дрожит.

Удары — вернее, перекрывающиеся раскаты дробных ударов — наводили на мысль о корабельных барабанах, задающих ритм гребцам. Удары становились то чаще, то реже. Будто под землей работал механизм, гудело рукотворное сердце земли.

Мы с Ясоном обменялись короткими взглядами.

— Мастер, — тихо сказал он.

— Мастерская, — добавил я.

И он кивнул:

— Мы почти у цели.

Лес кишел призраками. Так назвала их Ниив, хотя то были вполне земные, плотские призраки, легион Нерожденных из разных времен, кучками собиравшихся вдоль хребта. По сю сторону границы они представали очень даже живыми и нуждались в пище и тепле, поэтому, когда спустились сумерки, загорелись костры и на них зашипело жареное мясо. Огни тянулись, насколько хватало глаз.