Восемь ночей Сан-Челесте - Екатерина Бакулина

— А видела там коробки у дверей?

Он широко улыбнулся, вид у него стал такой заговорщицкий.

Я кивнула.

— Я там вазы купил, — сказал он. — Тридцать семь штук. Немного разные, правда. Все, что были у них в лавке. Когда закончатся, можно купить еще.

Смеялся надо мной.

Я не могла поверить.

— Вазы? Закончатся? Ты… ты что… я больше не буду.

— Ну, что ты, как маленькая: «не буду». Кидайся. Осторожней только. Я специально выбрал большие, но легкие, тонкая керамика. Тебе удобней будет.

— Рой…

У меня не было слов.

Он наклонился, поцеловал меня.

— Ну что ты, все хорошо. Кофе хочешь? Я уже почти все.

— Хочу, — согласилась я.

Потом сидела на стульчике у окна, наблюдала, как мой любимый дракон варит мне кофе. Капучино. С густой молочной пенкой, как мне нравится. Как сосредоточенно рисует на пенке узоры… какие-то цветочки на этот раз… боже ты мой!

Непросто с ним бывает, да. Он такой…

Но и я тоже не подарок. Со мной тоже бывает нелегко. И что-то как-то истерики последнее время…

Он поставил чашки на стол, достал с полки печенье, сел напротив, подперев кулаком подбородок, разглядывая меня. Такой довольный. Такой хороший…

— А еще, Вера, вот, это тоже тебе, — достал из кармана и положил на стол небольшую картонную коробочку. — Я в Гильдию забежал, взял. Местных же нет. А то у меня подозрения… Ты даже не представляешь, — он усмехнулся, — какие у них были глаза, когда я завалился к ним посреди ночи и начал требовать тесты на беременность! Они поверить не могли! Но дали. Со мной сложно спорить, только тебе удается, да и то вазами… Без ваз никак.

Я…

У меня руки дрогнули.

— Проверь? — предложил он. Ни капли не сомневаясь.

Волк ждал ее на улице, сидел на каменной брусчатке у забора.

— Опять ты? — удивилась Пенелопе. — Что ты здесь делаешь в такую рань?

Волк поднялся на ноги, сонно потер глаза.

— Не спится что-то, — сказал он, едва удержавшись, чтобы не зевнуть во весь рот. — Решил тебя подождать, поговорить. Ты ведь на рынок? Я могу помочь, понести покупки.

— Я не собираюсь покупать столько, что будет тяжело нести.

Она всего-то и планировала — свежего хлеба, небольшую дорадку на обед и пучок свежей зелени. Когда живешь одна — много ли надо?

Волк упрямо засопел, переступил с ноги на ногу.

— Я просто помогу, — сказал он. Попросил.

Пенелопе вздохнула.

Она знала, что с волком будет непросто. С ними всегда непросто. Раньше помогал Арру, но сейчас его нет рядом, он в больнице, а остальным нет дела… эх, главное, чтобы он вообще выжил, с волком она как-нибудь разберется сама.

В этот раз все было не так.

И очнулась она не в кровати, как полагается, а на пирсе… кругом куча народу, суета, гильдия, стража… И Арру — голый, полумертвый, весь в крови, он стоит на коленях и держит ее на руках… «Вера! Вера…» — зовет отчаянно. И сердце разрывается — но это просто отголоски чужих эмоций. «Привет, Арру, — сказала она тогда. — Это уже я». И он… он так зажмурился, почти всхлипнул, ей показалось…

Что случилось там у них? Воспоминаний почти нет, а те, что есть — совершенно не вяжутся и не складываются. Не понять. Все заняты своими делами, а объяснять ей — никто не торопится. Да и нужно ли? Это не ее дело. Она даже не случайный свидетель, она в этом деле почти вещь… Не важно. Недельки две отдохнуть, пожить для себя, и новая работа уже ждет… Как обычно. Пенелопе не жаловалась, она привыкла.

Волка она тоже помнила.

И помнила даже не жаркие ночи, хотя и ночи были тоже. Но… как он берет ее за руку, так бережно, какие у него шершавые пальцы. И как заглядывает ей в глаза. И: «Если можешь, просто поцелуй меня, на удачу. Я ведь не слишком многого прошу?» Искренне и осторожно. А потом, как он лежит на земле, и руки его туго стянуты ремнем, он дрожит, весь мокрый от пота, а она… нет, не она, конечно, та женщина, гладит его по плечу, так: «ш-шш, все хорошо».

Все не так, как обычно бывает.

А еще, внезапно, помнила как тепло и уютно в его объятьях, помнила его запах, прикосновения, такие удивительные, взволнованный стук его сердца… Это чужие воспоминания, но в этих воспоминаниях ей было хорошо.

Чужие…

Волк ждал.

Марко. Его зовут Марко. Он центурион. Но только, отчего-то не в военной форме, как все они, а в гражданском.

— Я провожу? — тихо попросил он. — Я не сделаю ничего плохого, Пина… Лопе. Ты ведь Лопе, да? Просто мне, наверно, нужно с кем-то поговорить, иначе я сойду с ума.

Ему действительно нужно, она видела по глазам. Это важно для него.

И ей тоже.

— Хорошо, — сдалась Пенелопе. — Проводи. Только держи свои руки подальше от меня. Договорились?

И повернулась, пошла по улице к рынку.

Невольно напрягаясь, ожидая, когда он нагонит.

Они вечно тянутся облапать, и, не останавливаясь, задрать ей юбку, свято веря, что она не может быть против. Конечно, ведь еще буквально вчера она против совсем не была, и наверняка… Кому интересно, что вчера это была еще не она.

Волк демонстративно сунул руки в карманы, пошел рядом, соблюдая дистанцию.

— Лопе? — спросил он. — Лучше ведь «Лопе», да?

Далось же ему!

— Можно «Пина», — пожала плечами она, неожиданно для себя. — Это все равно мое имя.

Если закрыть глаза… То, как он это произносит: «Пина, я люблю тебя…» — в этом есть какое-то волшебство. Остаточные воспоминания, конечно, скоро все развеется и уйдет.

Но пока волк тихо и смирно шел рядом.

— Я понимаю, что ты меня не знаешь, — говорил он, — и я знаю совсем не тебя, но меня к тебе тянет, и я ничего не могу с этим поделать. Я не трону тебя, не думай. И вообще, скоро уеду… Но, может быть, ты дашь мне один шанс?

— Пустить тебя в свою постель, и ты докажешь мне, что лучше тебя никого нет?

Сколько раз ей предлагали такое!

Он почти обиделся.

— Нет! Ну… нет, Лопе, я о другом. Узнать друг друга. Вдруг, это судьба?

— Судьба? А через две недели ты уедешь в Джийнар?

— В Илой, — хмуро сказал волк. — Не знаю, когда. Как только Рой придет в себя, так и поедем, вместе с Китом. Как скажут. Мне ведь придется давать показания Ла Супреме.

— Понятно, — сказала она, Джийнар или Илой, но для нее нет никакой разницы. — Может быть, хоть ты расскажешь, что у вас случилось?