Занимательная механика - Вадим Панов

«Я мог быть инженером, а стал сыщиком… Что побудило меня круто поменять жизнь? Что заставило в последний момент выбрать другую дорогу?» И сразу же на ум пришли слова Рижской: «Ищите рациональные объяснения. Магии в Москве нет и никогда не было».

— Все, что вы рассказываете, похоже на колдовство.

— Магии не существует, — отрезал Оружейник. — Есть только люди, сила полностью раскрывшихся людей, умение тех, кто наполнил свою жизнь подлинным смыслом. Есть только искусники. Мы не получаем дар по воле богов, не пьем из волшебного источника, мы работаем. На старте все одинаковы, у всех полно талантов, а вот затем начинается жизнь. Кто-то работает, совершенствуется, достигает вершин мастерства. Не останавливается, получив первое признание, а лезет дальше, выше. Даже став мастером, продолжает обдирать ладони, продолжает учиться, не дает себе послаблений, и тогда… И тогда в один прекрасный день игрок начинает чувствовать карты партнера. И становится Игроком. Он живет этим, понимаете? Травник может заварить восхитительный на вкус чай из сена. Дантист — снять зубную боль одним прикосновением.

— Чеканщик тоже не имеет отношения к магии?

— Разумеется, нет. Карповы познали суть денег, знают, кому, когда и сколько нужно заплатить. — Старик вздохнул. — Теперь вы знаете. А скоро — поймете.

«А ведь Оружейник прав: вряд ли я когда-нибудь проснусь с ощущением, что не обрел себя».

— Дар — это не подарок, не метка избранного. Дар есть у каждого. Но нужно разобраться в себе, понять себя и работать. Добиваться совершенства в своей профессии или увлечении, пролить море пота, ошибаться, вновь работать, достичь вершины, и тогда… — Старик усмехнулся. — И вот тогда будет подарок. Ты обретешь самого себя и поднимешься над вершиной. Станешь искусником — человеком, для которого не существует секретов в его деле. Совершенным профессионалом. Ты будешь служить своему делу, а дело будет служить тебе. Венец развития человека.

— Убийцы тоже парят над вершиной?

— У каждого свой дар, Федор Александрович, своя дорога.

— Складывается впечатление, что вы пытаетесь оправдать свое занятие. Я прав?

Старик не обиделся:

— Оправдать? Помилуйте, я просто рассказываю как есть. Я — Оружейник. — Последнюю фразу он произнес с заметной гордостью. — Таково мое призвание.

— Убивать?

— Обрывать жизни, — поправил Очкарика старик. — Таланты у людей разные… Вы, Федор Александрович, тоже небезгрешны.

— Я ловлю преступников, — сухо произнес Волков.

— И сколько сделок вы заключили за свою жизнь? Скольких злодеев отпустили? А сколько ваших расследований закончилось ничем? Преступники не понесли наказания, разгуливают на свободе… Разве такого было?

— Было. — В глазах Федора сверкнула сталь.

— Вы делаете свое дело честно, иначе бы не достигли своих высот, но не всегда результаты оказываются такими, как вы рассчитывали. Я прав?

Очкарик промолчал.

— В свою очередь, я — преступник, однако отправил на тот свет не меньше взвода наркобаронов.

— В интересах других наркобаронов.

— А в чьих интересах вы ищете меня? — ударом на удар ответил старик. — Я ведь прекрасно понимаю, что вы гоняетесь за мной отнюдь не для того, чтобы отправить в тюрьму. Ваши руководители были бы не прочь познакомиться со мной, не правда ли?

— Почему вы так решили?

— Все хотят, — махнул рукой Оружейник. — Всем интересен высококлассный убийца. Я ведь действительно могу устранить кого угодно. Я вижу мгновения, когда вероятность смерти того или иного человека становится крайне высокой, и использую их. — Пристальный взгляд на Волкова. — Или не использую.

Красноречивый взгляд.

— Вы знали, что Ариф отправится именно в ту кабинку, — вздохнул Федор.

— Знал, — кивнул старик. — И о видеокамере знал.

— Почему вы помогли Ильгару?

— Чтобы вы взялись за расследование, Федор Александрович, — объяснил Оружейник. — И, в конце концов, заметив все нестыковки, постепенно придя к мысли, что организовать такое убийство обычными методами невозможно, и поговорив с Чеканщиком, встретились со мной.

— Вы убили Арифа Гусейна только для того, чтобы привлечь мое внимание?

— А вы бы выбрали себе должность попроще, Федор Александрович, и всем было бы легче, — рассмеялся старик. — И Ариф, глядишь, остался бы жив… если бы Ильгар его не пристрелил, как собирался.

Цинично и предельно откровенно. «Им нужно было сделать так, чтобы я осознал свой дар, почувствовал себя искусником, и они не задумываясь убивают нефтяного барона. Пренебрежительно смахивают Арифа с доски и наблюдают за ходом расследования: „Смотри, какой Волков молодец, не подкачал. Действительно тот, кто нам нужен!“ Что это? Высшая ступень эгоизма? Мораль сверхлюдей? А сверхлюди ли они? Спорный вопрос…»

Себя, во всяком случае, Волков суперменом не ощущал.

«Если человек достиг вершин мастерства, превратил свою профессию в магическое искусство, как он будет смотреть на обычных людей?»

— Что вам от меня нужно?

Хотя знал что. Кого-то или что-то найти. Причем быстро.

— То, что было нужно мне, уже достигнуто, — неожиданно серьезно произнес Оружейник. — Об остальном расскажет Гончар. — Старик выдержал короткую паузу и закончил: — Добро пожаловать в семью, Собиратель Тайн.

* * *

Оказывается, он отвык завтракать в одиночестве. Совсем отвык…

Разумеется, Испанка увлекалась мужчинами и в Мадриде. Флиртовала, строила глазки, позволяла водить себя в театр, спала с ними. Но в Мадриде Испанка исчезала из дома по вечерам, развлекалась ночью, а под утро обязательно возвращалась, никогда не встречала рассвет с любовниками.

Травнику этот факт казался очень важным. Ночь — время секса, сброшенных запретов и страсти. Ночью нет стыда и нет обязательств. На то, что Испанка делала по ночам, Травник никогда не обижался. Это ее время.

Зато дни он считал своей собственностью. Любые дни. Даже те, что следовали за бесстыдными ночами.

Закутанная в халат Испанка появлялась на кухне, заспанная, растрепанная, и жадно набрасывалась на кофе и булочки, и целовала его в щеку. Нежно целовала. Словно извиняясь, хотя просить прощения не за что. Наоборот, это Травник был благодарен ей за деликатность. За то, что свои дни красавица Испанка посвящает ему и только ему. За то, что не приводит никого в свой дом.

В их дом.

В Москве же все пошло кувырком. Испанка исчезала по вечерам, что нормально, но объявиться могла и утром, и даже днем. Она наплевательски относилась к заданиям Гончара и, судя по затуманенным глазам, постоянно думала о чем-то своем.