Жестокий ангел - Шэрон Кендрик

Его поцелуи не были похожи ни на чьи другие, которые ей довелось испытать, будь то на сцене или в жизни. Не было мужчины, которого она бы выделяла особо, но для девушки в девятнадцать лет это не так уж необычно. Даже когда нынешние напористые актеры, гордясь тем, что достигали максимального реализма в своих действиях, целовали Крессиду вполне чувственно, ей казалось это совершенно необязательным и даже противным. Эти объятия на сцене и отдаленно не напоминали того, что с ней делал этот мужчина.

Нежное и осторожное прикосновение его губ тут же вызвало в ней ответную реакцию. Каким-то чувством она поняла, что он хочет, чтобы их языки обвивали друг друга в эротическом танце, и сердце ее учащенно забилось, а внутри все стало таять. Она почувствовала, как набухли ее соски. Ей захотелось руками ощутить его крепкое, мускулистое тело. Поэтому, когда он прижал ее к стене и вплотную соприкоснулся с ней бедрами, как человек, потерявший над собой контроль, Крессида не протестовала, а, наоборот, побуждала его своим невнятным, но радостным «да… да». В ответ он стал ласкать ее груди до тех пор, пока она, возбужденная до предела, не припала к нему. Но возбуждение сменилось недоумением, когда он неожиданно остановился, опустил руки и стал разглядывать ее своими темными глазами, – в глубине их загорались искорки, природу которых она не могла понять.

Минуту он молчал. Спустя несколько месяцев он был вынужден признаться, что в то мгновение впервые в жизни лишился дара речи. А когда он все-таки заговорил, то следил за каждым своим словом, что поразило ее.

– Не сейчас. – Он покачал головой. – И не подобным образом. Если бы на тебе не было этого наряда… – и он указал на прозрачный зеленый халат, – я бы не потерял голову. – Он понизил голос: – Завтра, когда я заберу тебя в восемь часов, на тебе пусть будет что-нибудь более… – Он задумался на секунду, а потом улыбнулся. Эта улыбка преобразила его красивое строгое лицо, и Крессида поняла, что она умерла бы за этого человека. – … подходящее. Прикройся немного, хорошо? Иначе я не отвечаю за свои действия, cara. Но только не брюки. Обещай мне, что ты никогда не будешь закрывать свои ноги брюками.

Слова эти были абсурдны, нелепы, но она с радостью согласилась, ей доставлял удовольствие его хозяйский тон. Интересно, будь она старше и опытнее, она, наверное, отделалась бы от мужчины, который уже в самом начале их отношений показал сильное стремление командовать ею.

Он повернулся, чтобы уйти, и уже взялся за ручку двери, как она неожиданно для самой себя спросила:

– Как тебя зовут? Я даже не знаю твоего имени.

Он одарил ее долгой и невероятно сексуальной улыбкой, а потом томно поцеловал. Наполненный необычайно сладостным обещанием, этот поцелуй вновь заставил ее затрепетать.

– Имена не имеют значения, – сказал он. – Но меня зовут Стефано. Стефано ди Камилла.

Ей понравилось это имя, понравилось, как он его произнес. В нем было что-то величественное. Ее зеленые глаза широко раскрылись, и она застенчиво, что было для нее необычно, ответила:

– А меня зовут Крессида. Крессида Картер.

– Я знаю, – сказал он тихо. – Видишь, я знаю о тебе все.

Стоя под пронизывающе холодными струями душа, Крессида закрыла глаза, вспоминая, как она была польщена проведенными им расследованиями. Наверное, это было не так просто. Во всяком случае, он разузнал, где она жила и с кем, где училась и что изучала. Он даже разузнал, что ее родители в угоду моде конца шестидесятых годов оставили привычный образ жизни и поселились на одном из Балеарских островов. Крессида вспомнила, как поправила рукой свои густые непослушные волосы и спросила, как ему удалось узнать так много за такое короткое время, но он небрежно пожал плечами и в ответ поцеловал ее, сказав, что это не должно ее интересовать.

Намыливая голову и стараясь смыть с волос лак, она мрачно думала, что в словах его был более глубокий смысл. Он считал, что ей не следует забивать свою симпатичную маленькую головку вещами, которые ее не касаются. Таков был один из постулатов, согласно которым жило семейство ди Камилла: женщины должны находиться в тени, обеспечивая мужчинам удобства и удовольствия.

Выйдя из душа, Крессида встряхнула мокрыми волосами и начала растирать себя жестким полотенцем, отчего ее бледная кожа раскраснелась. Потом накинула короткий кремового цвета халат и села перед зеркалом у туалетного столика. Фен раздувал ее темно-рыжие волосы, придавая ей злой вид, что соответствовало ее настроению. Раздался громкий звонок в дверь. Крессида подняла брови. Конечно, это Дэвид. Рановато он пришел. Ну что ж, придется ему подождать в гостиной, пока она переоденется.

Она с легкостью подбежала к двери, распахнула ее, и приветливое выражение тут же исчезло с ее лица, когда она увидела, кто перед ней стоит.

– Нет, – прошептала она, не веря своим глазам.

– Да, – тихо возразил он.

Взгляд его медленно заскользил вниз по шелковому халату. Он внимательно разглядывал ее полную грудь, которая сразу же затрепетала. Крессида почувствовала, как ставшие упругими соски натолкнулись на шелк халата, и она автоматически обвила грудь руками, прикрывая предательски выдававшее ее тело от его взгляда. От этого движения губы его изогнулись в усмешке.

– Я вижу, ты, как и прежде, спешишь открыть дверь. – Он смотрел ей прямо в глаза, и Крессида по-глупому вообразила, что увидела в его глазах нечто более глубокое, чем просто страсть. Ей даже показалось, что жесткая линия его рта смягчилась, но все это исчезло, как только она вспомнила эту свою обычную ошибку: приписывать ему чувства, которых он не испытывал. Крессида еще крепче обхватила себя руками и посмотрела на ковер под ногами. Комок стоял у нее в горле. Она еле сдерживала себя, чтобы не разрыдаться.

– Скажи мне, ты всегда одеваешься так, чтобы угодить, Крессида?

Эти слова были жестоким вызовом и вынудили ее посмотреть ему в лицо. Иногда она задавала себе вопрос: был ли он человеком из плоти и крови, как и она? И сейчас она вновь задала себе этот же вопрос. Как могло лицо, способное живо менять свое выражение, а в порыве страсти абсолютно преображавшееся, – как такое лицо могло сейчас оставаться холодным и невыразительным, точно чистый лист бумаги? И все же, посмотрев на него, Крессида вспомнила, как сильно она когда-то любила этого мужчину.

Столь неожиданное воспоминание о своей потерянной любви пронзило ее сердце подобно острому клинку. Боясь, что он заметит ее минутную слабость и станет насмехаться над ней, она отошла в сторону.

– У тебя нет права входить сюда и критиковать меня. Тебе придется уйти, – сказала она, набравшись храбрости. – Ко мне… должен кое-кто прийти, – произнесла она со значением.

И это сработало. Она увидела, как напряглись его мускулы, а у виска забился пульс.

– И кто же этот счастливчик? – выдавил он из себя. – Ты всегда встречаешь его… подобным образом? – Он пренебрежительно указал рукой на халат, едва прикрывавший ее тело. – Вероятно, это прекрасный Дэвид, тот самый автор пьес, которых никто не может понять?