Допустимый ущерб - Чингиз Абдуллаев

— Тогда каким образом я могу ехать?

— В исламе это называется «махрам». Рядом с тобой должен быть мужчина, который за тебя отвечает. Но такой, за которого ты не можешь выйти замуж.

— Слава богу, у меня есть муж, — попыталась я пошутить.

— Ты не поняла, — стал терпеливо пояснять Кафаров. — Женщина до сорока пяти лет может отправиться в хадж только в сопровождении мужчины. Мужа либо человека, который ни при каких обстоятельствах не может стать таковым или просто твоим интимным другом. Это абсолютно запрещено.

Я всегда считала себя достаточно симпатичной женщиной. Интересно, где они найдут мужчину, который не захочет стать моим другом? Может, мне сделать пластическую операцию, нарастить нос, заштриховать брови в одну сплошную черту, посадить на лицо несколько бородавок и оттопырить уши? Все это я, конечно, не говорила полковнику. Мне было интересно, что скажет он.

— Ты не можешь поехать одна, — терпеливо продолжал Микаил Алиевич. — Как и с мужем, именно из-за его профессии.

— Вы дадите кого-то вместо мужа?

— Конечно, нет. Это будет проявлением столь явного неуважения к хаджу и к мусульманским святыням, что даже мы, изрядные циники, не решимся на подобный шаг. Если обнаружится, что вы солгали, то наказание будет достаточно суровым.

— Тогда с кем я могу туда поехать?

— Со своим старшим братом Расулом, — неожиданно заявил Кафаров. — Мы уже с ним говорили. Он человек достаточно набожный, ходит в мечеть, держит пост. Расул согласился отправиться с тобой в Мекку.

— Понятно. Вы нашли человека, за которого я не могу выйти замуж, моего родного брата. Прекрасный выбор. Он действительно держит пост и вообще верующий человек. Расул сейчас ведущий специалист в архитектурном управлении.

— Он с тобой и поедет, — сказал в заключение полковник. — Таким вот образом мы сможем соблюсти все полагающиеся правила. Это единственный мужчина, который может сопровождать тебя.

На этом разговор закончился. Я приехала домой с чувством какого-то непонятного волнения. Почему именно мне поручают такое сложное задание? Только потому, что наш Микаил Алиевич считает меня лучшим офицером в его группе?

Лучше бы считал худшим! В этом случае я осталась бы со своей дочерью и мужем, никуда бы не поехала и вообще прекрасно провела бы летний отпуск. А теперь я должна буду в пятидесятиградусную жару отправляться в Мекку.

Хотя говорят, что подобные страдания даже угодны Аллаху. Через преодоление и трудности к обретению веры. Если даже я погибну во время хаджа, то это будет прекрасная смерть. Я сразу попаду в рай. Хотя не думаю, что это обрадует мою старую маму и дочь.

Мне сложно было разобраться в собственных чувствах. Я легла на диван, пытаясь понять, что именно со мной происходит. С одной стороны, это задание моего руководства, и я обязана его выполнять. С другой — это не просто задание.

Я впервые в жизни совершу хадж, попаду в те места, о которых даже не мечтала. Это мне не только интересно. Признаюсь, что я хочу поехать в Мекку. Неужели я так религиозна? Никогда бы о себе такого не подумала.

Или сказывается моя национальная и религиозная принадлежность? Ведь нельзя просто так объявить себя агностиком или атеистом. Мальчикам-мусульманам совершают обрезание, независимо от религиозных убеждений их родителей.

Нас хоронят по строго установленному ритуалу, независимо от занимаемых должностей. Тела обязательно обмывают в мечетях, а затем заворачивают в белые саваны и бережно опускают в могилы.

Так недавно хоронили бывшего первого секретаря горкома партии, убежденного коммуниста, атеиста и борца с религией. Но его дети настояли на подобной процедуре похорон, и все согласились с их желанием.

На Курбан-байрам люди режут баранов и раздают мясо нуждающимся и соседям. Даже если они не посещают мечетей и не умеют молиться. Одним словом, быт и окружающая среда очень зримо накладывают на вас свой отпечаток, даже вне зависимости от вашего желания.

Может, поэтому я испытываю такое волнение от одной мысли о том, что сумею отправиться в Мекку? Каждый мусульманин обязан совершить хадж.

Или какая-то подсознательная вера все-таки сидит где-то в самой глубине моей души? Ведь бабушка в детстве несколько раз водила меня в мечеть.

А потом я узнала историю сына Саддама Хусейна, которая произошла в действительности. В Ираке большинство населения — шииты, которые не очень любили суннитское окружение недавнего правителя Ирака. А он, в свою очередь, не доверял большей половине своего народа, исповедовавшей шиизм.

Во время затяжной и изнурительной войны с Ираном шиитские мечети в Ираке несколько раз подвергались нападениям. Конечно, там еще не было такой войны между шиитами и суннитами, которая началась после прихода американцев. Вдобавок в драку вмешались курды. Саддаму удавалось как-то держать всех в узде, чего явно не получилось у американцев. Но вернусь к тому, о чем вспомнила.

Во время очередных волнений шиитов к мечети имама Хусейна на танке подъехал сын Саддама — Кемаль Хусейн. Он громко крикнул, что тоже является Хусейном. Мол, теперь посмотрим, кто сильнее — внук Пророка, убитый полторы тысячи лет назад, или он, сын диктатора. Кемаль приказал выстрелить из танка по мечети. Люди были оскорблены и напуганы этим святотатством.

Через четыре месяца этот зарвавшийся дегенерат приполз на коленях к мечети, моля о прощении. Врачи обнаружили у него неоперабельный рак головного мозга. Вот и не верь после этого в религию.

И вообще, кто дал ему право оскорблять миллионы верующих, стреляя из танка по мечети?! Есть в этом не просто вызов людям и Богу, но и нарушение неких основополагающих принципов поведения человека в обществе. Глумление над религией должно обязательно наказываться! И не в загробной жизни, а в реальной, земной.

В общем, я думала об этом часа полтора, пока домой не приехал Ариф. Сегодня дочь оставалась у мамы, и мне было легче собраться с мыслями. Я подогрела ужин, накрыла стол, нарезала хлеб и только тогда сообразила, что весь день ничего не ела.

Еще я вспомнила, что сегодня выходной день. Ариф не обязан был сидеть на работе. Но он вернулся очень поздно, привычно поцеловал меня и молча сел за стол ужинать.

Он ничего не спросил. А ведь я ему сказала, что меня срочно вызвал Микаил Алиевич. Мой муж раньше работал под руководством полковника Кафарова и должен был понимать, что тот не дергает своих офицеров по пустякам в выходные дни. Тем более женщин, у которых есть дети.

Но Ариф молчал. Чем дольше это продолжалось, тем больше я нервничала, уже понимая, что его молчание означает нечто большее, чем простое невнимание.

Наконец он закончил есть, взглянул на меня и осведомился:

— Давно приехала?

— Давно, — сказала я даже с некоторым вызовом.

Мне было обидно его затянувшееся молчание. Хотя он вообще по натуре человек немногословный.