Девять кругов рая - Ольга Володарская

– Трое. Хотя нет, постойте… Четверо! Один мужик чуть позже подъехал. Примчался весь в мыле. В пробке, наверное, долго простоял…

Леша хотел попросить Солдатова описать внешность опоздавшего, а уж потом вести его к покойнику, но тут увидел, что того несут к «труповозке», и поманил местного босса к носилкам.

– Не этот? – спросил он, откинув клеенку, которой накрыли тело.

Солдатов, увидев мертвое лицо, вздрогнул так, что едва не упал. И подался назад… Нет, шарахнулся!

– Боитесь мертвецов? – поинтересовался Леша.

– Не то чтобы… – Солдатов судорожно вздохнул. – Просто… Тут такой свет.

– Обычный.

– Нет, голубоватый. И лицо умершего кажется таким… – Он долго подбирал слово: – Как у зомби в фильмах ужасов. Потусторонним… И зловещим.

Леша по-новому посмотрел на лицо убитого, но ничего зловещего в нем не увидел. Наверное, он слишком часто сталкивался с мертвецами, и из-за этого они все ему казались одинаково потусторонними. Но совсем не страшными.

– Так вы узнаете этого человека?

– Да. Это он. Тот самый, взмыленный… – Губы Солдатова нервно дернулись. – Можно прикрыть его, а? Я не могу смотреть на труп…

Назаров накинул клеенку на лицо покойника. Его понесли дальше. А Леша вернулся к разговору со свидетелем.

– Скажите, Константин Петрович, этот мужчина… господин Файзаров то есть, долго пробыл на стройплощадке?

– Как и все, полчаса. За минусом пяти минут, на которые он опоздал.

– И покинул территорию он тоже вместе со всеми?

– Наверное.

– То есть вы не знаете?

– Нет. Я разговаривал с Миланой Робертовной. Мы шли впереди. На остальных я не оглядывался. Проводив ее до машины, я направился к своей.

– Дядя Вася уверяет, что площадку покинули только четыре человека.

– Дяде Васе можно верить. Этот старикан все подмечает. Сколько раз благодаря ему мы избегали краж.

– Значит, Файзаров задержался на стройке. Как вы думаете, зачем?

– Не имею понятия. Вам об этом лучше у Черемушкиной спросить. Покойный был ее «шестеркой».

– То есть?

– Я не знаю, в какой он должности был. Но лебезил перед ней так, будто он писарь, а она – императрица какая-нибудь.

– По уверению дяди Васи, перед Черемушкиной лебезили все… – Он хотел добавить: «В первую очередь вы», но решил не подставлять сторожа. Тому еще с Солдатовым работать, а замдиректора производил впечатление человека самолюбивого и злопамятного.

– Да нет, я бы не сказал. К ней все с уважением относятся. И только Файзаров с заискиванием. И, кроме нее, будто никого не видел. При мне он помощнице Миланы на ногу наступил и даже не извинился. Когда же из-под его ступни камешек вылетел и ударился в голень Черемушкиной, он чуть ли не на колени бухнулся.

– А кто кроме Черемушкиной и ее ассистентки входил в так называемую комиссию?

– Двое мужчин, имен не знаю. Один солидный, но сразу видно, из бывших братков. Второй интеллигент. Худющий, странный. По-моему, с Миланой он не только работает, но и живет. По крайней мере я слышал, когда провожал ее до машины, как Черемушкина сказала ему, чтоб сегодня ночевал у себя.

– А вообще комиссия ходила толпой?

– Большую часть времени – да. Но под конец все разбрелись. Как видите, территория стройки большая. Здесь возводится не одно здание, а два. Еще столько же в проекте, фундамент уже заложен. Милана со товарищи разбрелись по стройке, чтобы все осмотреть.

– А вы остались с Черемушкиной?

– Нет, я ушел в вагончик сторожа. Увидел дядю Васю, явившегося на работу, и пошел с ним побеседовать.

– Сколько времени продлилась ваша беседа?

– Минут семь. Потом смотрю, Милана Черемушкина идет. Я сразу и вышел к ней.

Леша кивнул. Все вроде бы ясно. Можно господина Солдатова отпускать на все четыре стороны. Но тот вдруг воскликнул:

– Постойте, я кое-что вспомнил!

Назаров вопросительно посмотрел на свидетеля.

– Ассистентка Черемушкиной, Светлана, кажется, незадолго до того, как делегация покинула стройплощадку, имела короткую беседу с покойным. Я видел, как она отвела его в сторону и начала ему что-то говорить.

– Что именно, не слышали?

– Всех слов нет. Только фразу: «Чтоб ты сдох!»

– Вы уверены?

– Стопроцентно. Я еще подумал, что он ей только на ногу наступил, а девица так раздухарилась!

– И что было после? Как Файзаров отреагировал на эту фразу?

– Не могу сказать. Меня позвала Милана Робертовна, и я потерял ассистентку и Файзарова из виду…

– Что ж, спасибо вам за информацию, – поблагодарил Леша. Затем отпустил его, а у себя в блокноте сделал запись: «Ассистентка?!» Вопросительным и восклицательным знаком Назаров обычно отмечал подозреваемых.

Света Зарубина ненавидела ночи.

Для нее это было самое отвратительное время суток. И не столько из-за темноты, которой она боялась, сколько из-за того, что окружающий мир в это время будто вымирал. Гасли окна домов, с улиц исчезали прохожие, автобусы и трамваи переставали ходить. Даже собаки затихали. И птицы. И голоса соседей – они хорошо слышались через тонкие стены панельного дома. А то, что не засыпало, было неживым: огни реклам и светофоры.

Света спала мало. Часов пять. Поэтому ночь ей казалась бесконечной. Укладываясь в десять и просыпаясь в три, Света вынуждена была много часов лежать в кровати или слоняться по дому в ожидании утра. И желательно не смотреть в окна. Иначе тоска при взгляде на пустую улицу, залитую мертвым светом фонарей, накатит такая, что хоть плачь.

Сейчас на часах было чуть за полночь. Света за день сильно устала, поэтому легла в десять. То есть проспала она всего пару часов и теперь сидела на кровати, щелкая пультом телевизора. Каналов было штук пятьдесят, но Света так и не нашла программы или фильма, который хотела бы посмотреть. Остановилась на музыке. Пусть играет для фона.

Зарубина вылезла из постели, прошла в кухню, чтобы попить чаю. Она передвигалась очень тихо, боясь разбудить соседей. Несколько последних лет Света жила с ними. И не сказать, что не ладила. Очень даже хорошо уживались. Но все же Зарубина мечтала об отдельном проживании.

Света поднесла к лицу зеркало и с интересом взглянула на свое отражение. В последнее время она часто слышала от людей комплименты. Многие говорили, что она удивительно похорошела и стала немножко другой. Света этого не замечала. Она видела себя прежней. Те же глаза, губы, скулы. Самые обычные. И стиль свой она не меняла. Ни прическу, ни макияж. Так почему окружающие находят ее особенной?