Защищая Джейкоба - Уильям Лэндей

Присев на корточки рядом с кроватью, обнял Джейкоба и прижался лбом к его голове. И вновь мне вспомнилось: в детстве, едва проснувшись, он каждое утро сонно шлепал по коридору в нашу спальню и забирался к нам в постель. А теперь в моих объятиях находился здоровенный костлявый лосенок. Красивый, с темными вьющимися волосами и румяными щеками. Ему было четырнадцать. Он наверняка не позволил бы мне так его обнять, если бы не спал. За последние несколько лет сын сделался мрачным, необщительным и невыносимым. Временами нам казалось, что в нашем доме поселился незнакомец, к тому же настроенный к нам слегка враждебно. Типичное подростковое поведение, утверждала Лори. Он примеряет на себя разные варианты личности, готовится навсегда оставить детство позади.

Удивительно, но мое прикосновение в самом деле успокоило Джейкоба, отогнало страшный сон, который ему снился. Он вздохнул и перевернулся на другой бок. Его дыхание выровнялось, и он погрузился в глубокий сон, мне на зависть. В свои пятьдесят один я, похоже, совершенно разучился спать. Просыпался по нескольку раз за ночь и в результате спал от силы четыре-пять часов. Мне приятно было думать, что я его успокоил, но кто знает? Может, он вообще не знал, что я рядом.

Тем утром нервы у всех были на пределе. Возобновление занятий в школе имени Маккормака всего через пять дней после убийства действовало на нас немного пугающе. И вроде бы все было как всегда по утрам – душ, кофе с бейглом, одним глазком заглянуть в Интернет, чтобы проверить почту, спортивные результаты и новости, – но мы были взвинчены и не находили себе места. К шести тридцати все были уже на ногах, но закопались и теперь опаздывали, что усиливало общую атмосферу нервозности.

Больше всех нервничала Лори. Думаю, она не просто боялась за Джейкоба. Убийство выбило ее из колеи – так бывает со здоровыми людьми, когда они впервые заболевают чем-то серьезным. Казалось бы, после стольких лет жизни с прокурорским работником Лори должна быть подготовлена к происшедшему куда лучше ее соседей. Ей-то уж точно известно, что – накануне вечером у меня хватило черствости и бестактности заявить об этом вслух – жизнь и правда продолжается. Даже самое зверское преступление в итоге вырождается в следственную рутину: груду протоколов, кучку вещдоков, дюжину потеющих и заикающихся свидетелей. Мир очень быстро забывает и думать о том, что случилось, да и почему должно быть по-иному? Люди умирают, некоторые из них насильственной смертью – да, это трагедия, но в какой-то момент это перестает шокировать, во всяком случае старого прокурорского работника. Лори не раз доводилось видеть этот цикл, подглядывая через мое плечо, и тем не менее, когда насильственная смерть вторглась в ее собственную жизнь, это стало для нее ударом. Это сквозило в каждом ее движении, в той ревматической скованности, с которой она держалась, в ее приглушенном голосе. Она прилагала все усилия, чтобы сохранить самообладание, но справлялась с большим трудом.

Джейкоб молча жевал подогретый в микроволновке резиновый бейгл, уткнувшись в свой «макбук». Лори, по обыкновению, пыталась его растормошить, но он не поддавался.

– Джейкоб, что ты чувствуешь в связи с возобновлением занятий?

– Не знаю.

– Нервничаешь? Тревожишься?

– Не знаю.

– Что значит – не знаю? А кто тогда знает?

– Мам, мне сейчас не хочется разговаривать.

Это была вежливая фраза, которую мы его научили использовать вместо того, чтобы молча игнорировать родителей. Правда, он повторял «Мне сейчас не хочется разговаривать» так часто и так механически, что она перестала быть вежливой.

– Джейкоб, ты можешь мне просто сказать, что с тобой все в порядке, чтобы я не переживала?

– Я же сказал. Мне сейчас не хочется разговаривать.

Лори бросила на меня раздраженный взгляд.

– Джейк, твоя мать задала тебе вопрос. Тебе что, так трудно ответить?

– Все нормально.

– Думаю, маме хотелось бы получить несколько более развернутый ответ.

– Папа, да хватит. – Его внимание вновь переключилось на компьютер.

Я пожал плечами, глядя на Лори:

– Мальчик говорит, что у него все нормально.

– Я слышала. Спасибо.

– Не волнуйся, мать.

– А ты как, муж?

– Все нормально. Мне сейчас не хочется разговаривать.

Джейкоб бросил на меня недовольный взгляд.

Лори против воли улыбнулась:

– Мне нужна дочка, чтобы выровнять баланс сил. Было бы хоть с кем поговорить. А то у меня такое чувство, что я живу с парой надгробных изваяний.

– Тебе нужна жена.

– Мне это уже приходило в голову.

Джейкоба в школу мы повезли вдвоем. Большинство родителей поступили точно так же, и к восьми часам на подъезде к школе царило небывалое оживление. Перед входом даже образовался легкий затор из минивэнов, семейных седанов и джипов. Неподалеку были припаркованы несколько новеньких фургонов, обвешанных спутниковыми тарелками, камерами и антеннами. Круговой проезд с обеих сторон перекрыли полицейскими ограждениями. Перед входом в школу стоял полицейский из Ньютона. Еще один сидел в патрульной машине, припаркованной перед зданием. Школьники, сгибающиеся под тяжестью набитых рюкзаков, проходили мимо этих препятствий. Родители топтались на тротуаре или провожали своих детей до самой входной двери.

Я припарковал наш минивэн на улице в конце квартала, и мы некоторое время сидели, таращась на происходящее.

– Ого, – пробормотал Джейкоб.

– Ага, – согласилась Лори.

– Дурдом какой-то. – Снова Джейкоб.

Вид у Лори был несколько пришибленный. Ее левая рука свесилась с подлокотника, и я залюбовался ее длинными пальцами и красивыми ногтями без лака. У нее всегда были изящные ухоженные руки; рядом с ней плебейские, с толстыми пальцами, руки моей матери выглядели как собачьи лапы. Я потянулся и сплел свои пальцы с ее, так что наши ладони образовали один кулак. Вид ее руки в моей вызвал у меня мимолетный приступ сентиментальности. Я ободряюще улыбнулся ей и тряхнул нашим объединенным кулаком. Для меня это было прямо-таки исключительное проявление эмоций, и Лори сжала мои пальцы в знак благодарности, а потом вновь устремила взгляд сквозь лобовое стекло. В уголках ее глаз и губ змеились еле заметные морщинки – переживания не прошли для нее даром. Но, глядя на нее, я каким-то образом видел одновременно и ее молодое, не тронутое морщинами лицо.

– Что?

– Ничего.

– Что ты так на меня смотришь?

– Ты моя жена. Имею полное право смотреть.

– Это такой закон?

– Ага. Смотреть, таращиться, пялиться – что мне будет угодно. Можешь мне поверить. Я же юрист.

За каждым хорошим браком тянется длинный хвост историй. Достаточно порой одного слова или жеста или даже простой интонации, чтобы дать толчок целому рою воспоминаний. Мы с Лори флиртовали таким образом уже тридцать с лишним лет, с того самого дня, как познакомились в колледже и оба сразу влюбились до беспамятства. Сейчас, разумеется, все изменилось. В пятьдесят один страсти уже не перехлестывают через край. Мы с Лори плыли по жизни рука об руку. Но оба помнили, как все начиналось, и даже сейчас, в самый разгар среднего возраста, когда я думаю о той ослепительно юной девушке, которой она была, меня каждый раз на мгновение охватывает тот самый трепет первой любви – она никуда не делась и по-прежнему горит в моей душе сигнальным огнем.