Юго-западный ветер - Луис Альфредо Гарсиа-Роза

— На настоящего не похож, больше напоминает мошенников, что живут за счет человеческого легковерия.

— А как же он оказался в вашей компании?

— Да он сидел за соседним столиком! Не знаю, как ему удалось встрять в беседу. Помню только — говорил с испанским акцентом. И понять не могу, какая ему-то была выгода от такого предсказания?

— Возможно, рассчитывал потом пообещать ему заступничество свыше.

— Об этом я не подумала. Но если так, то Габриэл опять попадется на его удочку. Он простодушен не по годам и не способен относиться к этому критически.

— Ну, в таком случае ему нужен не полицейский, а психоаналитик. Может, твой друг обратился не по адресу?

Когда Ирэн удалось убедить Ольгу, что она вовсе не собирается встречаться с комиссаром, разговор перешел на обсуждение их личной жизни (главным образом, любовников Ирэн). Подобная болтовня доставляла удовольствие обеим — в последнее время им нечасто выпадал случай поговорить по душам. И потому к концу вечера обе пришли в прекрасное настроение, чему немало способствовало и количество выпитого пива.

— А ты будешь опять жениться?

— Кто знает, может быть. Если встречу подходящую.

— А какая она — подходящая?

— Сложно объяснить. Это можно понять только, когда такая женщина появится.

— А вот я точно знаю, как должен выглядеть мужчина, за которого я выйду замуж!

— И как?

— Он будет похож на тебя. И вести себя, как ты, понимаешь? Конечно, ему надо быть помоложе. Но не слишком. Чуть-чуть.

— Дай-ка сообразить… лет на двадцать, наверно?

— Да ты что, Эспиноза, не настолько! А как ты думаешь, тебе он понравится?

— Безусловно.

— Он будет красивый и умный. Совсем как ты!

— Надеюсь, он будет намного красивее.

— Это необязательно. Я хочу, чтобы он был такого же роста. И еще хочу, чтобы он, как и ты, был не слишком разговорчивый. Мужчина, которой много говорит, совсем не загадочный!

— Ты, я смотрю, для своего возраста уже много чего знаешь о мужчинах.

— Мне тринадцать лет! Я не ребенок! Кроме того, я хожу в кино и смотрю передачи по телевизору, а еще болтаю в чате со взрослыми из самых разных стран. Я знаю гораздо больше, чем ты думаешь.

— Уверен, что так оно и есть.

— А почему ты не заведешь собаку, раз пока не женишься? Тогда ты не будешь таким одиноким.

— А кто будет заботиться о собаке, когда я ухожу по делам?

— Я.

— У тебя и так есть Кнопка.

— Я могу выгуливать их обеих. Может быть, они тоже в конце концов поженятся.

— Похоже, ты много думаешь о женитьбе.

— Итак?

— Что «итак»?

— Собака!

— Что «собака»?

— Собака, о которой я сказала. Пока ты не женился. Она не доставит тебе беспокойства. Я буду приходить к тебе, забирать ее на прогулку и даже купать раз в неделю.

— Спасибо. Я поразмыслю над этим. Пожалуй, стоит обдумать оба эти вопроса.

— Оба?

— Собака и женитьба.

— О, Эспиноза!

По крайней мере дважды в неделю Алиса и Эспиноза выходили из дома одновременно и вместе шли до участка, болтая по дороге на самые разные темы. Потом Алиса в одиночку продолжала свой путь до школы. Они жили на одном этаже и стали друзьями благодаря тому, что их расписания совпадали. Путь от простых приветствий до оживленной болтовни они преодолели очень быстро. Алиса, милая девчушка, белокурая, как все скандинавы, вовсе не страдала застенчивостью, ее голубые глаза всегда радостно сияли при встрече. Шагая рядом с Эспинозой, она чувствовала, что он может защитить ее от всего плохого на белом свете, а он думал, что одно только существование такой кнопки оправдывает этот самый белый свет.

Утро пятницы. Дела в полицейском участке шли как обычно. В последние дни не произошло ничего экстраординарного, такого, что удостоилось бы упоминания в выпуске теленовостей или на первых страницах газет. Это означало, что главные преступления происходили где-то далеко, в каком-то там «третьем мире», и ничем не угрожали маленькому и малочисленному «первому миру», которым являлись город Рио-де-Жанейро и округ Копакабана, находившийся в ведении комиссара Эспинозы. Единственная новость — Габриэл вновь хотел прийти поговорить с ним.

— Опять приходил? — спросил Уэлбер.

— Нет, он звонил.

— И чего хочет?

— Насколько я догадываюсь — убедить нас, что не сошел с ума. А потому собирается привести свою коллегу, которая присутствовала на дне рождения. Она засвидетельствует, что он в здравом уме и трезвой памяти.

— Может быть, он тогда успокоится?

— Сомневаюсь.

— Ты считаешь, он спятил?

— Нет, но он явно на грани нервного срыва.

— И?..

— И нашей беседы будет недостаточно, чтобы его успокоить.

— Что ты хочешь сказать?

— Что, если следовать логике вещей, он успокоится, лишь когда убьет кого-нибудь.

— Черт возьми, Эспиноза, думаю, ты хватил через край!

— Возможно, но иногда мне кажется, что мальчишка одержим.

— Ты думаешь…

— Образ его жизни свидетельствует о том, что он не совсем обычный парень. О его душевном здоровье судить не берусь — я же не психиатр, — но уверен, что некоторые винтики в его голове закручены не в ту сторону. Думаю, он всегда старался держаться в рамках. А тот экстрасенс каким-то образом выпустил на волю подавляемое безумие. И теперь парень уверен в том, что это его рок, или судьба, которая неизбежно сбудется. Подозреваю, что он пришел в полицию не защиты просить, а алиби обеспечить.

— То есть сделал нас героями собственной сумасшедшей драмы, и мы будем следовать за ним, пока он не совершит убийство? И при этом не будем знать, когда или где он его совершит?

— Точно.

— Ты сам-то хоть веришь в это?

— По моему мнению, либо так, либо он просто морочит нам голову. Никто, за исключением психов, не стремится связываться с полицией. Другое дело, если он и правда сумасшедший. Нам остается только надеяться, что он псих, который забавляется. Если же это не так, то он псих, который кого-то убьет.

Дона Алзира решила посоветоваться с падре Кризостомо о той напасти, что завладела Габриэлом. Никогда еще, даже когда его призывали в армию — он сумел тогда отвертеться, доказав, что является единственным кормильцем в семье, — мальчик не находился в таком состоянии. Если он околдован — а она в том не сомневалась, — то причиной могла быть только женщина. Не такая, как сама дона Алзира, живущая в чистоте и непорочности с тех самых пор, как овдовела, но сущий дьявол в образе женщины. Неверующие не имеют понятия о том, сколь многообразны ипостаси, в коих может предстать перед ними Люцифер. Но она знает — ей пришлось бороться с дьяволом еще при жизни мужа, — знает все дьявольские обличья. И не сомневается в том, что именно в этом причина сыновних страданий. Возможно, падре Кризостомо наложит на нее епитимью, чтобы изгнать дьявола из Габриэла, а если это не даст результата, будет действовать прямо и подвергнет обряду очищения его самого. Впрочем, едва ли придется идти на крайние меры: околдован — это не то же самое, что одержим. Кроме того, другие люди могут не понимать, что с Габриэлом что-то не в порядке. Она единственная это замечает, потому что никто не знает ее сына так хорошо, как она.