Чаша роз - Барбара Сэмюел

— Послушай меня. Ты происходишь из посвященной ветви рода, корни которого уходят в тысячелетия. Тысячелетия! Задолго до Рождества Христова. На протяжении истории новая поросль привилась к могучему стволу, земные силы и верования приходили и уходили, но древняя энергия жива. Каждая земля имеет свои тайны, но не все хранят знания, и они платят ужасную цену.

Старая монахиня осела, ее спина болезненно выгнулась.

— Сестра Уэнна, не хотите сесть? Снаружи есть скамейка, на солнышке.

Старая женщина не обратила внимания на ее слова.

— Священная энергия течет в женщинах, поэтому, когда Иосиф Аримафейский женился на женщине нашего древнего рода, он соединил одну тайну с другой. Умышленно, я в этом уверена. Мы часто теперь называем это Аримафейской линией. Знать, что ты происходишь от святого, — это не грех.

Глэдис с тревогой обдумывала смысл.

— Но утверждать происхождение… как вы это назвали? Гралр?

Возможно, это грубый английский, употребляемый теперь только крестьянами.

— Гааларл, — сердито проворчала сестра Уэнна.

— Гааларл? — с трудом выговорила Глэдис незнакомое слово.

— Это священный сосуд, благословенный изобилием. Силы передаются через весь род, но только седьмой ребенок женщины этого рода может отозваться, когда позовет чаша. Если это мужчина, он будет знать, как защитить чашу и ее деву. Если это женщина, она будет знать, как принести чашу в этот мир. Она будет девой чаши, как ты.

— Я?

— Ты дева чаши, и тебя призывают…

— Куда?! — Глэдис высвободилась из рук старой женщины.

— Куда поведет ворон.

Глэдис округлила глаза, задаваясь вопросом, почему позволила этой старой женщине одурманить себя.

— Сестра Уэнна, позвольте проводить вас в лазарет. У сестры Клэрисы есть успокаивающая микстура…

— Меня успокоит только твой немедленный уход.

— Покинуть Роузуэлл?

— Можно подумать, такая мысль никогда не приходила тебе в голову. Тебя зовут. Не отказывайся!

— Что меня зовет?

— Священная чаша.

— Чепуха.

— Хорошо, холм зовет тебя. Отрицай это, если посмеешь.

Глэдис хотела это сделать, но вместо этого повернулась, словно ее веревками тянуло к окну, из которого открывался вид на вершину холма. Там в заходящем солнце сиял монастырь Святого Михаила.

— Это неудивительно, — сказала она пересохшим ртом. — Это все, что я могу видеть от Гластонбери, где однажды побывал Христос.

— И где, по легенде, Иосиф Аримафейский спрятал Святую чашу.

Глэдис отказывалась отвечать.

— Легенда, как обычно, ошибочна.

— Ошибочна? — Глэдис повернулась, горько разочарованная.

— Чаша не зарыта, она движется.

— Движется? — У Глэдис застучало в голове, теперь она надеялась, что сестра Элизабет еще задержится. Ей нужно знать больше. — Куда движется?

— За пределы нашего земного царства. Все эти расспросы и раскопки напрасны, таким способом чашу не найти, и уж определенно это не сделает мужчина. Ее может вернуть к нам только редкая и благословенная женщина, как ты.

Глэдис понимала, что ей бросили приманку, но схватила ее. Она не могла удержаться. Быть редкой и благословенной…

Сестра Уэнна усмехнулась.

— Редкая и благословенная женщина соединится со своим защитником, — сказала она.

— И если чаша придет? — почти шепотом спросила Глэдис. — Что тогда?

— Зло будет побеждено, воцарится мир. По крайней мере на время человечество успокоится.

— Мир, — эхом повторила Глэдис, потом реальность обрушилась на нее. — Он и правда желанен, но я не такая чудотворица, сестра. Я добросовестная и работящая, но даже тогда ум мой блуждает.

— Конечно, блуждает! Ты, должно быть, годами чувствуешь призыв.

Годами? Да, возможно, это правда, но с недавних пор этот призыв стал все настойчивее и тревожит все больше.

— Если я могу помочь принести мир, почему вы не пришли ко мне раньше? Война терзает Англию всю мою жизнь.

— Древние знания были потеряны или запутаны. Когда пришли норманны, тс, кто избран вести мае, становились слабыми и нерешительными. Семьи рола больше не следовали пути, и чистые седьмые дети редки. Это просто случайность, что тебя оберегали. Твоя семья погрязла в невежестве, которое оказалось благословенным. Если бы они помнили правду, они могли бы задушить тебя при рождении.

Глэдис недоверчиво выдохнула, но сестра Уэнна сказала:

— Брескары из тех, кто считает войну удачной возможностью, а не проклятием, но, по счастью, они видели преимущество в традиции отдавать седьмого ребенка церкви. Ты родилась, когда разразилась война, и у них не было необходимости в еще одной дочери, так почему нет? Возможно, твои молитвы приведут их на сторону победителей.

Глэдис хотела возразить против такой характеристики ее семьи, но не смогла.

— Они никогда не просили меня молиться за мир, — призналась она. — Только за победу над врагом или за погибших и покалеченных.

— Но ты тем не менее молилась за мир.

— Всегда.

Сестра Уэнна кивнула:

— Как я сказала, седьмых детей не оберегали, так что мало кто подходит, и было необходимо ждать, пока ты достигнешь женской зрелости.

— Я достигла ее три года назад, — сказала Глэдис. — Почему меня не призвали тогда?

Взгляд запавших глаз старой монахини дрогнул.

— Были причины, — пробормотала она.

Прежде чем Глэдис успела спросить о них, сестра Уэнна сказала:

— Но теперь я решила, что время колебаний прошло. — Она выпрямилась больше, чем на вид было возможно, и протянула руку. — Я пришла сюда, Глэдис де Брескар, чтобы призвать тебя. Победишь, и воцарится мир. Проиграешь, и эта земля, а возможно, и весь мир, будет осуждена на горькую печаль.

— В чем проиграю? — вздрогнула Глэдис.

— В поисках Святой чаши.

— Но я не знаю, где она!

— Тебе только нужно следовать за вороном и золотой тропой.

Глэдис прижала руку к гудящей голове. Возможно, все это очередная греза.

— Я не могу уйти. Вы это знаете. Это не позволят.

— У тебя не будет трудностей, — сказала сестра Уэнна, снова согбенная и прозаичная. — Роузуэлл хорошо послужил своей цели, но это время кончилось.

— Какой цели?

— Хранить твою девственность. Это не обязательно для всех монахинь, увы, но в Роузуэлл испортить тебя могло только чудо. Вот почему здешний монастырь так устроен, — добавила она. — Чтобы оберегать дев чаши. Ты готова?