Эпоха надзорного капитализма. Битва за человеческое будущее на новых рубежах власти - Шошана Зубофф

Многие из точек на этой карте неизбежно рождаются среди быстрых течений в турбулентные времена. В попытке понять современные события мой метод заключался в том, чтобы в клубке технических деталей и корпоративной риторики выделить более глубокие закономерности. Проверкой моего успеха будет то, насколько яркий свет эта карта и ее концепции смогут пролить на беспрецедентное, дадут ли они более убедительное и всестороннее понимание стремительного потока кипящих вокруг нас событий, пока надзорный капитализм преследует свою долговременную цель экономического и социального господства.

«Эпоха надзорного капитализма» делится на четыре части. Каждая состоит из четырех-пяти глав и содержит заключительную главу, задуманную в качестве коды, которая отражает и концептуализирует значение сказанного раньше. Часть I посвящена основам надзорного капитализма – его происхождению и раннему развитию. Мы начинаем, в главе 2, с рассмотрения той обстановки, в которой надзорный капитализм дебютировал на сцене и достиг успеха. Этот контекст важен, потому что я боюсь, что мы слишком долго довольствовались поверхностными объяснениями быстрого взлета и повсеместного принятия практик, связанных с надзорным капитализмом. Например, мы приняли на веру представление об «удобстве» или тот факт, что многие из его услуг «бесплатны». Глава 2, напротив, рассматривает социальные условия, впустившие цифровую среду в нашу повседневную жизнь и позволившие надзорному капитализму пустить корни и дать плоды. Я описываю «коллизию» между многовековыми историческими процессами индивидуализации, формировавшими наш опыт как самоопределяющихся индивидов, и суровой социальной средой, созданной существующим уже не одно десятилетие режимом неолиберальной рыночной экономики, который систематически подрывает наше чувство собственного достоинства и потребность в самоопределении. Боль и разочарование, рождаемые этим противоречием, и стали теми условиями, которые толкнули нас за помощью и поддержкой к интернету и в конечном счете заставили покориться драконовской сделке с надзорным капитализмом.

Затем я перехожу к подробному изучению истоков и первых шагов надзорного капитализма в Google, начиная с открытия и первоначального развития того, что станет его основополагающими механизмами, экономическими императивами и «законами движения». При всем техническом мастерстве и компьютерном таланте Google действительным залогом успеха компании служат радикальные социальные отношения, которые она объявила свершившимся фактом – начиная с пренебрежительного отношения к границам личного человеческого опыта и моральной целостности автономного индивида. Вместо этого надзорные капиталисты утвердили свое право на вторжение по своему усмотрению, узурпируя индивидуальные права на принятие решений в пользу одностороннего надзора и самовольного изъятия человеческого опыта ради чужой прибыли. Этим агрессивным притязаниям благоприятствовали отсутствие законов, способных их остановить, совпадение интересов между начинающими надзорными капиталистами и государственными спецслужбами и упорство, с которым корпорация защищала свои новые территории. В конце концов Google кодифицировал рецепты, позволившие его надзорно-капиталистическим операциям успешно институционализироваться в качестве доминирующей формы информационного капитализма, привлекая новых конкурентов, стремящихся поучаствовать в гонке за надзорными доходами. В силу этих достижений Google и расширяющаяся вселенная его конкурентов наслаждаются необычайной новой асимметрией знания и власти, беспрецедентной в человеческой истории. Я утверждаю, что значение этих событий лучше всего осмыслить как приватизацию разделения общественного знания, критической оси социального порядка в XXI веке.

В части II прослеживается миграция надзорного капитализма из онлайн-среды в реальный мир вследствие конкуренции за доступ к предсказаниям, почти полностью совпадающим с действительностью. Здесь мы исследуем этот новый реалити-бизнес, когда все стороны человеческого опыта используются как сырье, перерабатываемое в поведенческие данные. Многие из подобных задач выполняются под лозунгом «персонализации», которым прикрываются операции по раскапыванию самых интимных глубин повседневной жизни. По мере усиления конкуренции надзорные капиталисты начинают понимать, что извлечения человеческого опыта недостаточно. Наиболее надежное «сырье» для предсказаний образуется в результате вмешательства в наш опыт, которое направляет наше поведение в сторону, отвечающую коммерческим интересам надзорных капиталистов. Новые автоматизированные протоколы воздействия на человеческое поведение и изменения его разрабатываются на широкую ногу, по мере того как средства производства подчиняются новым и более сложным средствам изменения поведения. Мы видим эти новые протоколы в действии в экспериментах Facebook по изменению эмоций пользователей и родившейся в недрах Google игре Pokémon Go, построенной на технологии дополненной реальности. Доказательством нашего психического онемения является то, что всего несколько десятилетий назад американское общество осуждало методы массовой модификации поведения как неприемлемую угрозу индивидуальной автономии и демократическому строю. Сегодня те же самые практики почти не встречают ни сопротивления, ни хотя бы обсуждения, но при этом рутинно и повсеместно используются для получения прибыли от надзора. Наконец, я рассматриваю работу надзорного капитализма как вызов базовому праву на будущее время, которое подразумевает способность человека воображать, формировать намерения, делать обещания и строить собственное будущее. Это существенное условие свободной воли и тем более тех внутренних ресурсов, из которых мы черпаем волю к воле. Я спрашиваю: «Как это сошло им с рук?» и предлагаю ответ на этот вопрос. Часть II заканчивается размышлениями о нашей прошлой и будущей истории. Если промышленный капитализм губит природную среду, то к каким пагубным последствиям для человеческой природы может привести надзорный капитализм?

Часть III исследует рост инструментарной власти; ее проявление в виде повсеместно распространенной сенсорной и сетевой компьютерной инфраструктуры, которую я называю Большим Другим; и новое и глубоко антидемократическое видение общества и социальных отношений, к которым они ведут. Я утверждаю, что инструментаризм – беспрецедентный вид власти, который ускользал от нашего понимания отчасти потому, что был подвержен синдрому «безлошадного экипажа». Инструментарная власть рассматривалась сквозь старые линзы тоталитаризма, что скрывало ее отличия и потенциальные опасности. Тоталитаризм был перевоплощением государства, при котором ему должно было принадлежать всё и вся. Инструментаризм и его материализация в Большом Другом сигнализируют о превращении рынка в проект полной предсказуемости, начинании, невообразимом вне цифровой среды и логики надзорного капитализма. Давая имя инструментарной власти и предлагая ее анализ, я исследую ее интеллектуальные корни в ранней теоретической физике и ее более позднее выражение в работе радикального бихевиориста Б. Ф. Скиннера.

В части III прослеживается второй «фазовый переход» в надзорном капитализме. Первым была миграция из виртуального в реальный мир. Второй – это смещение фокуса с реального мира на социальный, когда само общество становится новым объектом эксплуатации и контроля. Подобно тому как индустриальное общество уподобляли хорошо функционирующей машине, так и инструментарное общество представляется человеческим воплощением системы машинного обучения: единый разум улья, в котором каждый элемент учится и действует в согласии со всеми другими элементами. Когда по такой схеме объединяются машины, то «свобода» каждой отдельной машины подчиняется знанию системы в целом. Инструментарная власть стремится организовать, направить в нужную сторону и настроить общество для достижения подобного же социального слияния, при котором групповое давление и математическая предсказуемость заменяют политику и демократию, уничтожая субъективное ощущение и социальный смысл индивидуализированного существования. Самые молодые члены наших обществ уже испытывают на себе многие из этих разрушительных процессов в своей привязанности к социальным сетям, первому глобальному эксперименту по построению человеческого улья. Я рассматриваю последствия этих событий для второго базового права: права на личное святилище. Человеческая потребность иметь уединенное пристанище, границы которого нерушимы, с глубокой древности сохранялась в цивилизованных обществах, но сегодня оказалась под угрозой, по мере того как надзорный капитал создает мир, из которого «выхода нет», что влечет за собой глубокие последствия для человеческого будущего на этих новых рубежах власти.