Остров мечты - Кэйдзо Хино

Автобус между тем стал поворачивать к Морскому музею. Заметив указатель остановки, Сёдзо проворно нажал на кнопку выхода. Нигде вокруг не было ни души. Стоячая вода канала отливала свинцом.

Сёдзо перешёл мост. Низкие, неподвижные облака были одного цвета с его асфальтовым покрытием. Отсюда и дорога, и пустырь казались ещё более просторными, заброшенными и безлюдными, чем из окна автобуса. Вблизи не было ни единой постройки, лишь белое здание Морского музея за спиной у Сёдзо, словно призрак, маячило на всём этом голом пространстве. Контуры токийских небоскрёбов едва различались на фоне серого неба. Портальные краны на пристани Ои напоминали скелеты огромных жирафов, когда-то давным-давно явившихся из мира сновидений, да так и оставшихся стоять на линии горизонта.

Недавно, оказавшись посреди пустынного асфальтового шоссе на причале Харуми, Сёдзо испытал острое чувство одиночества, но там всё-таки ощущалась близость города — перелетая через узкую полосу залива, ветер приносил его запах, его шум. А вот здесь действительно был пустырь. Правда, в отличие от настоящего пустыря, он не обладал тем запахом, который копится в почве на протяжении тысяч, десятков тысяч лет, той массивностью и основательностью, которая свойственна земле. Интересно, когда появилась эта рукотворная территория? Лет десять назад? Или все двадцать?

Сёдзо сошёл с дороги и зашагал прямо по пустырю. Сперва он пробирался сквозь гущу рослых, выше его головы, трав с сухими, длинными и жёсткими, как у тростника, листьями, потом вдруг на его пути возник участок голой, без единой травинки, растрескавшейся земли, из которой выглядывали какие-то посторонние предметы: конец проволоки, обрывок виниловой плёнки, краешек красноватого женского кимоно. Все эти вещи, пусть и запачканные, не были тронуты тленом и даже, напротив, вызывали ощущение чего-то живого. Глядя на них, Сёдзо испытал нечто сродни сексуальному возбуждению, — это было неожиданно и странно, ведь с тех пор, как умерла жена, ему казалось, что подобные желания уже не для него.

Он довольно часто посещал клубы на Гиндзе, встречаясь там с деловыми партнёрами, но как бы молода и привлекательна ни была подсевшая к нему девушка-хостесс, как бы близко она ни придвигалась, он не ощущал особого волнения. С таким же равнодушием, проходя по какому-нибудь увеселительному кварталу, он взирал на афиши и неоновые рекламы эротических шоу. Как странно, что вожделение настигло его именно здесь, на этом безлюдном пустыре… Видимо, выглядывающий из земли маленький клочок женской одежды гораздо сильнее щекочет нервы и разжигает похоть, чем обнажённое женское тело. Тем более, когда земля такая сухая, блёклая, ненатуральная.

Сёдзо брёл наугад по жухлой траве и размышлял о прожитой жизни. Он никогда не отличался повышенным интересом к женскому полу, даже в молодости. Его студенческие годы пришлись на пору послевоенной разрухи; помимо учёбы, он вынужден был ещё и подрабатывать, а на всё остальное не хватало ни времени, ни сил. Невесту ему подыскал начальник, это был банальный брак по сговору. Проституток он избегал из опасения подхватить какую-нибудь инфекцию. Хотя он отнюдь не был карьеристом, работа всегда стояла у него на первом месте.

Когда смотришь с дороги, земля на пустыре кажется ровной, на самом же деле она была бугристой, что и понятно: в зависимости от характера используемого мусора насыпная почва даёт разную осадку. Должно быть, именно неровность грунта сбивала Сёдзо с толку, и он никак не мог выбраться к краю пустыря. Из-за высокого бурьяна ничего не было видно, — возможно, всё это время он просто кружил на одном и том же месте. Но ему было приятно от разнузданных мыслей, внезапно нахлынувших на него, едва он ступил на эту дикую искусственную землю. Это было сладкое и в то же время мучительное чувство.

Если бы сейчас светило солнышко и веял лёгкий ветерок, ему, наверное, тоже было бы приятно, но по-другому, иначе. Плотные, низкие, словно нависшие над самой головой облака и тишина, разлитая в тяжёлом, неподвижном воздухе, не давали эмоциям выплеснуться наружу. Атмосфера царящего вокруг запустения делала их более концентрированными.

За исключением деловых поездок, Сёдзо никогда не путешествовал в одиночку. Но однажды — ему было тогда лет тридцать пять или около того — на обратном пути из Киото, куда он ездил по служебным делам, ему вздумалось махнуть на западное побережье полуострова Ното. Сделав пересадку в Канадзаве, он отправился в городок Вадзима. Путешествие не оправдало его ожиданий. Разочарованный, он пустился в обратный путь, сел в поезд, идущий до Канадзавы, и вот, возле какого-то полустанка с неизвестным названием ему послышался рокот моря. Не раздумывая, Сёдзо сошёл с поезда. Дело было поздней осенью, уже стемнело. Из багажа у него была только лёгкая сумка. Он вышел со станции, пересёк тёмную улицу и, как одержимый, направился в ту сторону, откуда доносился шум волн и запах моря.

Отыскав тропинку в сосновом бору, он чуть ли не ощупью добрался до песчаного берега и увидел перед собой бушующие волны. Сильный ветер едва не сбивал его с ног, в лицо ему летели брызги и песок. Он долго стоял на пустынном берегу уже по-зимнему мрачного, разъярённого моря, пока не озяб и не почувствовал вдруг, как в недрах его продрогшего тела поднимается какая-то чуждая его природе исступлённая сила… В этой силе было что-то дикое, похожее на грубую животную страсть. Задыхаясь, он побрёл к городу по полевой тропе. Если бы сейчас ему встретилась женщина, неважно какая, — совсем ещё девочка или дряхлая старуха, — он мгновенно бросился бы на неё и повалил на землю. К счастью, в этом захолустном городке женщины не разгуливали по ночам в одиночку…

За двадцать лет Сёдзо ни разу не вспомнил про эту историю, и вот теперь она неожиданно всплыла в его памяти. Оказавшись в незнакомом месте, на пустынном берегу, наедине с чёрными волнами, ветром, мглой и летящим во все стороны песком, он внезапно перестал быть собой, как будто в него вселился кто-то посторонний… Но именно в ту минуту он как никогда ясно понял, кто он есть на самом деле — странный, горячий и мягкий копошащийся комочек, судорожно двигающий невидимыми щупальцами. «Вот это нелепое существо, — подумал Сёдзо, — которого не увидишь ни в зеркале, ни на фотографии, и есть моё подлинное „я“. А это — он посмотрел на свои руки, живот, брюки, пыльные башмаки, — всего лишь его несовершенная проекция в трёхмерном мире».

… Неожиданно где-то совсем рядом Сёдзо почудилось какое-то движение. Он поднял голову. Со всех сторон его обступали густые заросли высокого сухого тростника, и по этим зарослям медленно и совершенно бесшумно скользила огромная чёрная тень.

Что бы это могло быть? Затаив дыхание, Сёдзо долго всматривался в её очертания, пока до него наконец не дошло, что это корабль — настоящий большой корабль. Краска на его бортах облупилась, обнажив изъеденное ржавчиной железо. Ближе к корме располагались пароходная труба и рубка, скорее всего, оставленные просто так, для видимости. И всё же, каким образом здесь очутился этот корабль и почему он плывёт по траве? Ведь ещё несколько минут назад его не было и в помине.

«Не иначе как это какой-то призрак или мираж», — подумал Сёдзо и, раздвигая тростник, шагнул навстречу таинственному силуэту. Всё это было непостижимо, но не воспринималось как нечто из ряда вон выходящее. Сёдзо нисколько не сомневался, что здесь, в этом месте могут происходить любые чудеса. От радостного предчувствия у него даже закружилась голова.