Трактат о хорошей работе - Тадеуш Котарбинский

понимают либо как запас факторов исправного (или заведомо неправильного) действия, либо как совокупность готовых обобщений, касающихся секретов этой эффективности, а также причин ее отсутствия либо ее противоположности.

Однако знание практического опыта пригодится и для иной цели трактата о доброкачественном труде — для уяснения динамики прогресса (регресса), исследуемой как в историческом масштабе, так и в отдельных случаях (приобретение или утрата мастерства индивидов и коллективов). Речь здесь идет об определенной последовательности фаз и о факторах, которые обусловливают определенные изменения. Марксистская диалектика дает очерк именно такой программы исследований. В ней выделяются такие общие правила, как переход от «тезиса» через «антитезис» к «синтезису», возникновение новых форм путем накопления сначала только количественных изменений в предшествующей форме, а также постоянно повторяющийся переход более ранней системы в систему более позднюю через среднюю фазу, отнесение которой к той или иной системе в равной степени обосновано. Достижения диалектики необходимо сочетать с формами, в которых складывается динамика прогресса мастерства в действиях людей. При этом нельзя пренебрегать достижениями таких мыслителей, как Гегель, Спенсер, Лебон, Шпенглер, изучавших проблемы всеобщей эволюции, хотя бы при этом и пришлось больше отбросить, чем оставить. Речь идет не о мякине, а о зерне, не о сотнях тонн промытого песка, а о крупице чистого золота, оставшегося после промывки.

Следует, наконец, уделить должное внимание наиболее поучительным литературным источникам, полезным как для всех тех, кто стремится к извлечению и обоснованию общепрактических предостережений и рекомендаций, так и для тех, кто ставит своей целью познание динамики прогресса. По нашему мнению, эту литературу составляют прежде всего труды, раскрывающие историю развития того или иного мастерства, далее — дидактические компендиумы по различным видам искусства, и наконец современные работы по научной организации труда.

Весьма большую помощь праксеологии оказывает здесь история медицины, показывающая, например, как развиваются формы врачебного вмешательства: от лечебных (терапия) до предупредительных (профилактика). Подобную линию прогресса можно проследить в педагогике, в искусстве управления обществом и в других областях деятельности. История медицины полна сведений о блестящих результатах опытов, проведенных на замещающих материалах (животных, трупах, манекенах), о важности фиксации и включения в план работы целесообразных приемов, возникших случайно, о полезной замене активного вмешательства вмешательством минимальным (в виде прослеживания процессов авторегуляции в живом организме). Все это — видоизменения общего типа, важные для общетехнического прогресса, выходящие за пределы специфической врачебной деятельности.

И так бывает при внимательном изучении истории того или иного вида искусства или какого-либо пособия по той или иной отрасли. Сделанные в результате этого изучения праксеологические обобщения часто как бы переливаются через границы данного вида искусства, оказываясь правилами более широкой сферы применения. Множество таких поучений содержат руководства для тех, кто хочет усовершенствоваться, например в шахматной игре. Какие советы дает такое руководство шахматисту? В нем говорится, что победа нередко зависит от хода, которым атакуются одновременно две фигуры противника (старайся сделать два дела одним махом); что вместо объявления шаха достаточно такой угрозы, чтобы вынудить противника к полезному для нас ходу (т.е. намеченное действие иногда с успехом можно заменить менее дорогостоящей демонстрацией его возможности); что овладение данной позицией зависит от расположения и активности многих фигур — то же, что рекомендует древняя притча о старце, который на смертном ложе поучал сыновей, как они должны защищать себя от врага: «Вот прутик лозы. Как же легко его сломать! А вот связка прутьев — кто может сломать ее?..»

Чем больше мы вчитываемся в различные источники, тем более справедливыми нам кажутся следующие две мысли. Первая — это предположение, что человечество как совокупность субъектов действий, как многоголовый homo faber уже проделало все возможные наблюдения в области эффективности различных способов активного поведения и что для теоретика в настоящее время не остается уже ничего иного, как только разъяснять, перерабатывать, доводить до адекватности, систематизировать, уточнять в количественном отношении некоторые правила, имеющие общий характер. Вторая, постоянно сопутствующая первой, — это скорее проблема, приводящая нас в полное замешательство. Где причина того, что до сих пор не возникло особой исследовательской дисциплины, которая бы имела своей целью изучение возможностей достижения наиболее эффективной деятельности?

Не является ли своеобразным парадоксом, что homo faber не решился создать грамматику действия, хотя бы по примеру человека как существа говорящего. Ведь он создал — и притом во многих разновидностях — науку о формах речи.

Лишь в последнее время, чуть ли не во второй половине XX века начался рассвет чего-то похожего на общую праксеологию. Мы имеем в виду некоторые работы теоретиков рационализации труда. В них изобилуют весьма общие наблюдения, настолько общие, что мысль рационализатора-инженера неоднократно оказывалась тождественной методологической идее философа.

Ведь Тейлор, добиваясь расчленения составных задач данной сложной проблемы, только повторяет в применении к обработке, например металла, то, что рекомендовал Декарт в применении к спекулятивным идеям мыслителя. Ведь Файоль, излагая достоинства хорошего плана в категориях единства, последовательности, гибкости и точности, вступает в сферу наиболее общих рассуждений о методах всякого планового поведения, выходя далеко за пределы специальной области управления хозяйственным предприятием. Ведь Адамецкий, изучая принципы построения графиков, имеет дело с проблемой, важной для всякой совместной работы, даже для всякого комплекса одновременных процессов действий.

Это не специфическая проблема из сферы руководства фабрикой, учреждением или банком. Более того, в сочинениях по теории организации, теории научного руководства, теории рационализации труда нет недостатка в программных декларациях, свидетельствующих о развитии общей теории эффективного действия. Однако эти труды — еще не праксеология. Почему? Потому что общепрактические идеи встречаются там только спорадически, в виде частных замечаний. Основное здесь — забота о доходности промышленного предприятия. Необходимо сделать следующий шаг к выделению общей теории «хорошей работы» из других дисциплин.

В качестве последней из больших задач праксеологии (наряду с выработкой системы общетехнических рекомендаций и предостережений, исключая изучение динамики прогресса мастерства человека) мы рассматриваем аналитическое описание элементов действия, а также самых разнообразных его форм. Под элементами действия мы понимаем здесь действующие субъекты, материал, средства, методы, цели, продукты и т.д. Примерами разнообразных форм действия могут служить, скажем, разные виды кооперации: с одной стороны, эстафета, представляющая собой линейную последовательность поочередных действий различных бегунов, а с другой — коллективная деятельность оркестра. Упомянутая здесь задача имеет вспомогательный характер по отношению к обеим предыдущим, из которых вторая (изучение динамики прогресса) находит полное обоснование лишь в качестве подготовки к первой (выработке норм).

В некоторых трудах (насколько нам известно, весьма немногих) рассматривается множество форм действия с наиболее общей точки зрения. Это весьма интересные, но до сих пор мало используемые произведения. Упомянем, например, «Тектологию» Богданова, а также единственную в своем роде работу Петровича