Полуночный гость - Алон Морх

уже совсем стемнело и только изредка лучи быстро заходящего солнца просачивались между деревьями. Хартен шёл первым и освещал дорогу фонарём.

— Видишь, — сказал солдат, — пригодился.

— Я с тобой не разговариваю, — пробубнила Элейн.

— Обиделась?

Она не ответила.

— Безобидная шалость, а такие последствия. Кажется, твоей жопы мне не видать как своих ушей.

— Мечтать не вредно.

Одинокий фонарь, точно светлячок, то появлялся, то пропадал во тьме леса. Сейчас, когда ночь становилась всё гуще, они непроизвольно прислушивались к шорохам. К тому, что может напугать или нарисовать в воображении ужасных чудовищ.

— Ты же понимаешь, что мы можем замёрзнуть? — произнесла эльфийка.

— И кто, скажи, в этом виноват? — поинтересовался Хартен. — М?

— Да, я виновата, но и ты не настаивал на обратном.

— Алчность! Она у нас одна на двоих. Я, например, вечно из-за неё попадаю в переплёт. Обижаю друзей, подставляю союзников.

— Холодно, — произнесла Элейн, стуча зубами.

— У меня есть действенное средство, — улыбнулся Хартен. — Показать?

— Пошляк!

— Вообще-то, — он остановился и начал рыться в рюкзаке, — я говорил о водке.

— Ты ещё и её с собой взял?

— Наложи всего понемножку и глядишь ко всему готов.

— Давай сюда!

— Только много не пей. Не хочу тебя тащить.

— Не учи учёного. Спирт и я — старые друзья! — она сделала затяжной глоток и вернула бутылку.

— Детство, видать, не подарок, — Хартен тоже отпил.

— Получше, чем у многих. По крайней мере, у меня были друзья. Ты сам можешь похвастаться подобным?

— Меня воспитывал отец на отшибе. Сверстников вокруг не было от слова совсем. Жалко, но тут ничего не поделаешь, — солдат закинул рюкзак за спину и пошёл дальше.

— Осталась в памяти какая-нибудь греющая душу история?

— Из детства?

— Ага!

— Какую же выбрать, чтобы сильно не позориться, — Хартен задумался. — Как-то пошли с отцом в горы. Он был охотником и ему как раз заказали чучело снежного барса. И вот идём мы по следу, зверь уже близко, и я проваливаюсь в яму. Сглупил, не пошёл по отцовскому следу.

Дыра узкая и глубокая, а верёвки нет. Отец меня подбадривал, а я чувствовал, что по мне ползают гады, начал паниковать. Ещё, как назло, на тропе барс появился. Пришлось развести костёр, чтобы отпугнуть.

В тот день мы разговаривали без остановки. Он наверху, я внизу. После смерти матери мы отстранились, и тут такой странный подарок.

Хартен замолчал.

— А как выбрался? — спросила Элейн.

— Отец согнул растущую рядом берёзу и сунул в яму, — пояснил солдат. — Крепок был. Твоя очередь.

— У меня есть брат.

— Тоже полукровка?

— Названный. И мы как-то залезли в церковь, было страшно любопытно, чем они там занимаются. Слухи ходили самые разные.

— Наслышан, — кивнул Хартен. — Помню, кто-то рассказывал, что между женским аббатством и мужским прорыли туннель сами служащие.

— Зов плоти трудно подавить.

— И чём всё кончилось?

— Нас поймали, а точнее его. Мне удалось спрятаться и убежать. А его стегали розгами, но меня он не сдал, — Элейн улыбнулась. — Потом сидеть не мог. Столько шуток тогда я придумывала, меня было не остановить.

— Слышала? — Хартен вдруг резко остановился и замер.

— Не порти момент… — не успела договорить Элейн, как сзади неё что-то хрустнуло. Они обернулись и замолчали. Хартен направил фонарь в кусты.

— Наверно ветка упала, — предположил солдат.

— Или зверь какой, — добавила эльфийка, — Туда посвети.

Они толпились на маленьком пятачке и следили за лучом фонаря, плавно плывущим по деревьям.

— Боишься? — спросил солдат.

— Не люблю ночь, — прошептала Элейн. — Дети бывают жестоки.

— В смысле?

— Сначала без зла играются с ушами, а потом в них что-то переключается. И вот ты уже привязана к дереву и ждёшь, пока они одумаются. Но они не возвращаются. Так проходит фол, другой, а потом начинает заходить солнце.

И тут ты вдруг всё сразу понимаешь, начинаешь рваться, кричать сильнее, плакать, но только до определённого момента. Ночь заставляет тебя умолкнуть и слушать лишь её. Скрежеты, взмах крыльев, завывание ветра и шелест травы.

— Это просто ветка, — настоял Хартен и протянул ей фонарь.

Эльфийка приняла его не сразу. Сначала пробежалась взглядом по неэмоциональным ожогам и серьёзным глазам.

— Могу вытащить свой меч, — добавил Хартен, — если это тебя порадует.

— Опять эти твои двусмысленные фразы, — она вырвала фонарь и пошла вперёд.

— Всё хотел спросить, а ты видишь в темноте?

— Нет. Полукровки не видят в темноте. А что?

— Так, просто любопытно стало.

Элейн повеселела и расслабилась. Фонарь действительно подействовал на ура. Он был, точно световой луч, распугивающий страхи. Но тут она вдруг замерла так резко, что Хартен в неё врезался.

Фонарь выскочил из трясущихся рук, упал и разбился.

— Ты что? — в темноте спросил Хартен.

— Там кто-то есть, — прошептала Элейн. — Пробежал прямо поперёк тропинки.

— Тебе могло показаться.

— Могло. Фонарь зажжешь?

Солдат наклонился к земле:

— Боюсь, что нет. Жир вытек.

Она схватила его за рукав и дёрнула:

— И как быть? Может, разожжём костёр? — продолжала шептать и озираться Элейн.

— Всё сырое, не загорится, — пояснил Хартен и все же вытащил меч из ножен. — Идём! Лучше двигаться, чем стоять и мёрзнуть.

— Глупая Элейн, головёшка безмозглая! И угораздило так вляпаться, — корила себя эльфийка.

Хартен держал её за руку и чувствовал, как Элейн трясёт. Видать детская ночка засела в ней глубоко. Ветер вдруг затих.

Она дёрнула солдата и кивнула в сторону:

— На что похоже?

— Изгородь? — предположил он.

— Здесь?

— Подойдём?

— Угу.

Они осторожно поднялись на холм и осмотрелись.

— Обычная землянка, — произнёс Хартен. — Идём!

— Уверен?

— Там теплее, чем здесь.

Солдат спустился в низину и толкнул дверь мечом. Та поддалась, скрипнула и ушла в сторону. Элейн бегала взглядом по нависающим холмам и чёрными остовам деревьев, а затем спиной зашла внутрь.

— Ну как? — не сводя взгляда с двери, бросила она во тьму.

— Никого, — сообщил солдат и протянул свечу и огниво. — Зажжёшь?

Дверь скрипнула ржавыми петлями и с треском врезалась в косяк.

— Закрой её! Закрой! — закричала Элейн.

Хартен бросился вперёд и задвинул засов. Он облокотился на дверь и замер:

— Знаешь, эта твоя фобия начинает передаваться и мне.

— Слышишь?

— Нет.

— Жуткий треск.

— Это ветер!

— Ветер не трещит, он завывает.

— Успокойся и зажги свечу. Тебе полегчает.

Элейн опустилась на колени и начала шарить по полу, ища выроненную палочку воска.

— Дверь держишь крепко? — спросила она.

— Засов держит, — произнёс Хартен.

— Помнишь, что торговец рассказывал?

— Не думай и ищи свечу.

— Про съеденную лошадь? — Элейн зажгла свечу и робко поставила её на край стола. — Та же тварь вспорола и Серджо, — продолжала говорить она, не отводя взгляда от пламени. — А если она где-то там? Ждёт, когда мы потеряем бдительность?