Парфюмер Будды - М. Дж. Роуз

– Они ничего не могут сделать. Финансово все повязаны. Они все должны нам слишком много денег. Китай держит всех в заложниках. – Слова Се прозвучали очень рационально, но сам он чувствовал что угодно, кроме рассудительности. Пародия, разыгрывающаяся в его стране, ухудшалась с каждым днем. Пришло время действовать. Выбора у него не осталось. Время вышло. Скрываться больше нельзя, независимо от того, насколько трудной и опасной была его дорога.

В окно он заметил группу полицейских в синих мундирах, идущих по своим делам. В городе постоянно проводились облавы и слежки за подпольщиками, и ему не хотелось быть пойманным.

– Надо идти, – сказал Се, поднимаясь.

– За последние шесть дней сто три монаха сожгли себя заживо.

– Знаю, Кали, знаю. Пошли.

– Сто три монаха, – повторила она, пытаясь постичь это число.

Се схватил ее за руку.

– Надо идти.

Когда они выходили в дверь, четверо полицейских, замеченных в окно, перешли улицу и направились в кафе. Оказавшись в безопасности, Кали задала вопрос, над которым размышлял и сам Се, но не смел произнести это вслух.

– Как все это может помочь несчастному мальчику? Найдут ли его когда-нибудь? Зачем именно сейчас так усердствовать с исполнением Приказа номер пять? Неужели они не знали, что это лишь приведет к новым неприятностям? И почему они так уверены в том, что делают? Насколько может быть опасен маленький мальчик?

– Если этот маленький мальчик Ким, то он очень опасен.

Приказ номер пять был издан в 2007 году и давал правительству право регулировать реинкарнацию живого Будды, требуя регистрации каждого кандидата.

Конечной задачей был не контроль над реинкарнациями сам по себе, а запрет на инкарнации, которые были способны помешать китайскому правительству репрессировать Тибет и тибетский буддизм. Закон требовал, чтобы «живой Будда соглашался» на государственную регистрацию, и в то же время запрещал любые инкарнации в определенных регионах. Неудивительно, что из списка были удалены самые священные города Тибета, Синьцзян и Лхаса.

Се помнил, как его дед рассказывал ему о том, как впервые услышал в 1937 году об обнаружении ныне живущего Далай-ламы, духовного лидера тибетского буддизма и главы государства. Малышу было всего два года, когда поисковая группа искала реинкарнацию тринадцатого ламы, Тхуптэн Гьяцо, который в трехлетнем возрасте стал Далай-ламой в 1879 году и умер в 1933-м.

Первым намеком на то, где следует искать ребенка, было, когда голова забальзамированного тела ламы повернулась. Покойник, голова которого была обращена на юг, вдруг повернулся лицом на северо-восток.

Другой лама увидел во сне здания и письмена, отраженные в священном озере. Эти подсказки привели их в определенный монастырь в районе Амдо, где монахи помогли им отыскать ребенка.

А потом был проведен последний экзамен, предназначенный для подтверждения достоверности возможной реинкарнации: мальчику показали несколько предметов, среди которых были личные вещи ламы.

– Это мое и это мое, – сказал он, выбрав только то, что принадлежало умершему ламе, не обратив внимания на остальные предметы. Сперва четки ламы, а потом его очки.

Спустя тринадцать лет, в 1950 году, Коммунистическая партия Китая захватила Тибет и установила контроль над правительством. Спустя еще девять лет четырнадцатый Далай-лама, покинув родину в возрасте двадцати четырех лет, уехал в Индию. С тех пор, более чем через сорок лет, неразрешенный конфликт только усилился. Последний инцидент привел к тяжелым беспорядкам и насилию.

События, спровоцировавшие новое трагическое восстание, произошли в Лхасе две недели назад, когда на сутки пропал трехлетний ребенок, сразу после того, как он был признан реинкарнацией ламы.

С тех пор восстания на улицах тибетских городов не прекращались, а решительные и безжалостные меры полиции довели ситуацию до полного кризиса, самого тяжелого после ужасных протестов и убийств во время Олимпийских игр в 2008 году.

– Такое случалось и раньше, не так ли? – спросила Кали.

– Да, и почти так же.

Более двадцати лет тому назад, когда четырехлетний тибетский мальчик был признан новым Панчен-ламой, он внезапно исчез вместе со всей семьей.

Сотни лет Панчен-лама помогал найти Далай-ламу. Китайское правительство продолжало заявлять, что мальчик жив и здоров и что теперь он работает инженером в Пекине.

Неофициально большинство людей считали, что он убит. Надежду на то, что однажды он объявится, хранили немногие.

Последние несколько кварталов по пути в Нанкинский Институт искусств, который они заканчивали и где уже работали помощниками преподавателя, друзья хранили молчание.

Возле входа в здание Се поцеловал Кали на прощание в щеку.

– Завтра увидимся?

Она кивнула.

Осторожно взяв ее за руку, он тихо и решительно произнес:

– Знаю, как ты расстроена, но, пожалуйста, никому не рассказывай о том, что видела. Это опасно, а я хочу, чтобы с тобой все было в порядке.

– Мне бы хотелось, чтобы ты был немного смелее.

Он так много жаждал рассказать. Из всех жертв, требуемых от него, ни одна не ранила больше, чем невозможность говорить Кали всю правду.

– Я хочу, чтобы с тобой все было в порядке, – повторил он.

Нью-Йорк, кладбище Слипи-Холлоу. 9.30

Жас сильно удивилась, увидев на пороге склепа брата. Путь с парижской Рю де Сен-Пер к каменному мавзолею на кладбище в тридцати милях от Нью-Йорка был довольно долгим.

– Ты меня напугал, – сказала она, вместо того чтобы признаться, как обрадовалась его появлению.

– Прости, – извинился Робби и вошел в склеп, улыбаясь, несмотря на ее сдержанное приветствие.

С букета яблоневых цветов у него в руке и зонтика с деревянной ручкой, некогда принадлежавшего их деду, капали дождинки. Несмотря на дождь, на Робби были легкие кожаные туфли ручной работы. Ее брат всегда одевался очень старательно, но вещи носил с легкой небрежностью. Робби был самодостаточен настолько, что Жас ему завидовала. Слишком часто ей казалось, что живет она не в своей шкуре.

Глаза у Робби были миндалевидные, как и у сестры, лицо овальное, а волнистые рыжевато-коричневые волосы всегда зачесаны назад и собраны в хвостик. В левом ухе поблескивала изумрудная серьга, а на платиновых кольцах, украшавших почти все его пальцы, кроме больших, сверкали капли дождя. Свет в склепе изменился, воздух наполнился новыми ароматами.

Они никогда не ссорились. Но за последние несколько месяцев ситуация изменилась, и Жас не могла забыть их спор по телефону три дня тому назад. Это была очень серьезная размолвка. Жас смотрела на брата и знала, что он больше не думал о ссоре. Он просто был рад видеть сестру.