Парфюмер Будды - М. Дж. Роуз

Посвящается Джудит, обитающей в мире возможного

Но когда от далекого прошлого ничего уже не осталось, когда живые существа перемерли, а вещи разрушились, только запах и вкус, более хрупкие, но зато более живучие, более невещественные, более стойкие, более надежные, долго еще, подобно душам умерших, напоминают о себе, надеются, ждут, и они, эти еле ощутимые крохотки, среди развалин несут на себе, не сгибаясь, огромное здание воспоминанья[1].

Марсель Пруст «В поисках утраченного времени»

M. J. Rose

The Book of Lost Fragrances

© M.J. Rose 2012. This edition published by arrangement with Writers House LLC and Synopsis Literary Agency

© Рыбакова Ю.К., перевод на русский язык, 2013

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

Китайские власти запрещают живым буддам перерождаться, не получив на то разрешения

Пекин

4 апреля 2007

Живым буддам Тибета запрещается реинкарнация без особого разрешения китайского атеистического правительства. Запрет стал частью законов, нацеленных на установление влияния Пекина над своенравным и глубоко религиозным буддийским населением Тибета.

Впервые китайское правительство узаконило право не допустить выявления нового живого будды, тем самым положив конец мистической традиции, установленной еще в двенадцатом веке.

Китай настаивает на том, чтобы два самых влиятельных священника Тибета, Далай-лама и Панчен-лама, назначались только указом правительства. Заявление Далай-ламы в мае 1995 года о том, что в результате поисков в Тибете был найден одиннадцатый реинкарнированный Панчен-лама, умерший в 1989 году, взбесило Пекин. Мальчик, выбранный Далай-ламой, таинственно исчез.

Выдержка из статьи Джейн Макартни в газете «Таймс» (Великобритания).

Тот, чей взор обращен во внешний мир, видит сон, но тот, кто смотрит в себя, просыпается.

Карл Юнг

Александрия, Египет. 1799 год

Жиль Л’Этуаль был знатоком ароматов, но не грабителем. Он никогда ничего не украл, лишь сердце одной женщины, да и та призналась, что отдала его добровольно. Но в тот прохладный египетский вечер, спускаясь по стремянке в древнюю гробницу, он с каждым осторожным шагом приближался к преступлению.

До Л’Этуаля в гробницу уже проникли исследователь, инженер, архитектор, художник, картограф и, конечно же, сам генерал – все ученые наполеоновской армии интеллектуалов. Теперь они пробирались в недра священного захоронения, остававшегося неприкосновенным тысячи лет. Подземная усыпальница день тому назад была обнаружена исследователем Эмилем Сореном и его группой рабочих-египтян, которые во время раскопок наткнулись на замурованную каменную дверь. Теперь двадцатидевятилетний Наполеон был удостоен чести первым увидеть то, что пребывало в забвении тысячи лет. Не секрет, что он лелеял надежду на завоевание Египта, но великие амбиции генерала распространялись и за пределы военных побед. Под его эгидой история Египта исследовалась, изучалась и записывалась.

Спустившись по стремянке в тускло освещенное помещение, Л’Этуаль присоединился к избранному обществу. Он принюхался и узнал запах известняка и гипсовой пыли, затхлого воздуха и пота рабочих, а также едва ощутимый аромат, настолько слабый, что его едва можно было уловить.

Лазуритовый потолок, расписанный под звездное небо, опирался на четыре красные гранитные колонны, утонувшие в кучах песка и обломков. В стенах были вырублены несколько дверей, одна из которых казалась больше остальных. Сорен уже начал вскрывать ее долотом.

Стены помещения, в котором они находились, были покрыты изящными детальными фресками, выдержанными в терракотовых тонах. Фрески казались настолько свежими, что Л’Этуаль приготовился почувствовать запах краски, но ощутил лишь одеколон Наполеона. Внимание парфюмера привлек стилизованный орнамент водяных лилий, обрамлявший картины и покрывавший стены усыпальницы. Египтяне называли такой цветок голубым лотосом и тысячи лет использовали его аромат для создания духов. В свои тридцать лет Л’Этуаль, уже почти десятилетие изучавший сложное египетское парфюмерное искусство, был весьма неплохо осведомлен о свойствах голубого лотоса. Цветок отличался прекрасным ароматом и сильными галлюциногенными свойствами. Их он испытал на себе и нашел превосходными для случаев, когда его прошлое вторгалось в настоящее.

В цветочном орнаменте присутствовал не только лотос. На первой фреске рабы доставали из мешков семена, на второй – засеивали ими грядки. На других изображениях они ухаживали за проросшими растениями и деревьями, а потом собирали цветы, ветви, травы и фрукты. На последней фреске они приносили урожай человеку – по разумению Л’Этуаля, покойнику – и складывали все к его ногам.

Пока под ударами долота сыпалась штукатурка, Абу, гид Сорена, рассказывал о том, что они видели перед собой. Абу рассказывал интересно, но запахи пота, горящей пакли и едкой пыли сильно докучали Л’Этуалю. Он посмотрел на генерала. Как бы ни страдал парфюмер, он знал, что Наполеону сейчас было еще хуже. Из-за тонкого обоняния генерал с трудом выносил общество некоторых слуг, солдат или женщин, запах которых ему не нравился. Ходили слухи о том, как долго он принимает ванны и как обильно пользуется одеколоном, созданным специально дня него из ароматов лимона, цитрона, бергамота и розмарина. У генерала даже были особые свечи (теперь они освещали это мрачное помещение), сделанные из китового жира; их присылали из Франции, и при горении они источали менее неприятный запах.

Эта особенность Наполеона стала одной из причин, почему Л’Этуаль все еще оставался в Египте. Генерал попросил его задержаться, чтобы иметь при себе парфюмера. Л’Этуаль не возражал. Шесть лет назад, во время Террора[2], он потерял в Париже все, что было ему дорого. Дома его ждали только воспоминания.

Пока Сорен расправлялся с остатками гипса, парфюмер пристально разглядывал глубокую резьбу на двери. Здесь также имелся бордюр из голубого лотоса, обрамлявший картуши с такими же неразборчивыми иероглифами, какие можно было встретить по всему Египту. Возможно, камень, найденный недавно в портовом городе Рашида[3], поможет расшифровать эти надписи.