Каждый Наследник желает знать… - Светлана Багдерина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Э-э-э… с памя… – начал было озадаченно лекарь, но сообразил, что мог иметь на этот раз в виду его великолепие, и благодушно отмахнулся от опасений: – Нет, что вы, ваше величество, с памятью у ее высочества все в порядке. Заявляю с полной ответственностью как королевский врач, что никаких опасений за ее здоровье у меня нет.
– Практикуясь на одних королях, много опыта не приобретешь, – с сомнением нахмурилась Серафима.
– Вы мне не доверяете? – уязвленно насупился эскулап.
– Моя троюродная бабушка – знахарка, – словно извиняясь, пожала плечами царевна. – И она всегда подчеркивает, как важна для человека медицины практика. А Дуб, насколько мне известно, был здоровья богатырского, а кроме деда семьи другой у него не было… Поймите нас правильно, нам всем очень дорога наша Эссельте, и если есть хоть малейшее сомнение…
– Ах, вы об этом… – смешался Фикус. – Нет… по правде говоря… я… э-э-э… не только их величества пользовал… но и всех, кто живет во дворце… от министра до конюха…
– Бедняга… – покачал головой Ахмет, и черные выразительные глаза его сделались еще темнее и печальнее. – Это ужасно…
– Тронут вашим сочувствием, ваше величество, но работы у меня не так уж много, – сбитый с толку, расшаркался лекарь.
– …Какая жестокая судьба… Свалиться с сеновала, на котором трудился всю жизнь – и вот так вот… – точно не слыша слов знахаря, продолжал калиф.
Почтенный врачеватель, снова не уловивший причудливый полет ассоциаций шатт-аль-шейхца, стушевался до невозможности, покраснел, не зная, кого винить в очередном конфузе, и чтобы сгладить неловкость – перед самим собой, в первую очередь – забормотал, энергично, хоть и не слишком связно:
– Вообще-то, Каштан не совсем свернул себе шею… чтобы не сказать, совсем не… Если быть точным, он проломил голову о ведро… очень неудачно ударился при падении – самым темечком…
– Там высоко? – быстро полюбопытствовал волшебник.
– Не очень, метра два, не больше… но, видно, судьба, как справедливо заметил его величество калиф Ахмет Гийядин.
– Да уж… судьба… – хмыкнул отряг, и тут же горделиво добавил: – Вот я как-то свалился с коня – и тоже головой на ведро. Так ведро – в щепки, а голове – хоть бы что!
– У вашего величества деревянные ведра? – пораженно расширились глаза Фикуса.
– Ну не железные ведь! – хмыкнул рыжий конунг.
– Богатство вашего королевства должно быть невероятно… – с почтением склонился лекарь. – А в нашей стране делать ведра из дерева – непозволительная роскошь, доступная только королю, но зачем королям ведра?..
– А из чего же ведра у вас? – ошеломленно уставился на знахаря Иванушка.
– Из меди, ваше высочество. Дешево и практично. Но, похоже, падения на них слишком пагубно отражаются на здоровье… Бедняга Каштан… воистину, злая судьба. Еще несколько дней – и быть бы ему королем… подумать только…
– Королем?! – изумленно вытаращил глаза калиф. – Но он же…
– Да, ваше величество, он бастард, – в кои-то веки уловил ход размышлений южного гостя знахарь, – но по закону нашего королевства при отсутствии законных наследников, то есть родных детей монарха, рожденных в браке, престол наследуется его бастардами в порядке старшинства по мужской линии, а если таковых не окажется – то по женской. Только не спрашивайте меня, чем это обусловлено – закон есть закон, какой бы… э-э-э… удивительный… он ни был.
Но никто из присутствующих и не подумал просить пояснений на этот предмет.
– А наследники-женщины… из незаконнорожденных… у Дуба Третьего были? – заинтересованно приподняла голову с подушки принцесса.
– Женщины?..
Врач прикусил губу, а глаза его панически забегали по комнате – с картины на картину, с портьеры на портьеру, словно он рассчитывал прочесть верный ответ – или получить подсказку – там.
– Эссельте, лежи смирно! – сурово обернулась к ней Сенька и, пока никто не видит, одобрительно подмигнула. – Тебе нельзя перевозбуждаться!
– Нет, я не могу лежать смирно и не перевозбуждаться, пока не узнаю! – капризно надула губки гвентянка. – Это же так волнительно!.. Такие события!.. И опять, как всегда, женщины остаются за бортом только потому, что они – женщины! Лекарь, ответь же мне, пожалуйста, не молчи, как ваши садовые истуканы!
– Я… да… мне пора идти… очень срочное дело… я вспомнил… вдруг… – невпопад и сбивчиво затараторил Фикус, не глядя гостям в глаза, подхватил саквояж, и с таким видом, точно ожидал, что его вот-вот начнут бить, проворно попятился к двери. – Я… доложу его величеству Тису о состоянии ее высочества… сообщу о предписанном лечении… незамедлительно… засим откланяюсь… был счастлив услужить… оказаться полезным… до свидания… ваши величества… ваши высочества…
Заведенная за спину рука знахаря резво нащупала ручку, дверь распахнулась перед ним и через секунду прикрылась, мягко щелкнув язычком замка.
В комнате на несколько мгновений повисла задумчивая тишина.
– Если бы я замахнулся на него топором, он вряд ли выскочил бы быстрее, – дивясь, первым нарушил молчание Олаф.
– То, что он не… – заговорил было Иванушка, но супруга его опередила.
– Кириан, солнце наше поэтическое, – ее взгляд нашарил среди товарищей пристроившуюся на кресле у окна насупленную фигуру. – Твоя лютня с тобой?
– Всегда со мной, – любовно погладил менестрель изысканный подарок калифа взамен погибшей под развалинами в Шатт-аль-Шейхе.
– Пожалуй, мы все были бы сейчас не прочь послушать что-нибудь задушевное, продолжительное и экспрессивное, – мечтательно закатила глаза Сенька, и едва уловимая шкодная ухмылка прошмыгнула по ее губам и пропала.
Бард, готовый уже с негодованием отказаться, ссылаясь на дюжину причин, среди которых не последнее место занимало утреннее побоище и отсутствие еды уже в течение нескольких часов, насторожился.
– Ну если вашему высочеству очень желается?..
– Чрезвычайно, – обворожительно улыбнулась царевна и как бы невзначай оглядела гобелены и занавеси на стенах апартаментов – по которым минутами ранее метался взор атлана. – Превзойди сам себя, Златоуст – такой благодарной аудитории у тебя еще не было, клянусь.
– Баллада о Сколопендре и Дихлофосе подойдет для услаждения слуха моей разборчивой публики? – деловито поинтересовался менестрель, подвигая кресло поближе к кровати принцессы и собравшемуся вокруг нее военному совету.
– Именно ее я и хотела заказать! – просияла Сенька.
– И пусть враги опасаются… – ухмыльнулся в кулак Агафон, имевший однажды возможность прослушать сие бессмертное творение Кириана от начала до конца.
Миннезингер тонко улыбнулся, пробежался умелыми пальцами по струнам, возвращая на место загулявшие тона и полутона, откашлялся – и грянул:
Ныне спою я вам песнь о любви беспримерной,