Очевидец - Сергей Чекмаев

В общем, не вешай мне лапшу на уши. Я куда умнее, чем ты думала.

Так что не пиши мне больше. Не хочу ничего про тебя слышать. Ты такая же стерва и сука, как и все остальные.

p. s. И вообще – о резине должны бабы заботиться, а не мы. Вам же рожать».

Иринка смотрела на экран и не понимала, что там написано. Сглотнула комок в горле, но он появился снова, а на глаза навернулись слезы, хотя за последние сутки их запас, казалось бы, окончательно иссяк.

Она тряхнула головой, надеясь, что кошмар исчезнет, а письмо сотрется, словно его никогда не было.

Чуда не произошло. Тогда Иринка, аккуратно ткнув мышкой, удалила его сама, потом очистила папку «Удаленные», а потом еще и стерла временные файлы Интернета.

Не было такого письма. Не было. Никогда.

Она продолжала машинально нажимать на какие-то баннеры, кликать на ссылки. Но в содержание особо не вчитывалась – картинки мелькали перед глазами, как хоровод неоновых реклам за окном автомобиля. Девушка бродила по Сети в отупении, не замечая, что делает, рука с мышью словно бы жила своей жизнью.

Наверное, только она одна сейчас и жила в Иринке. Всё остальное в ней умерло, кроме разве что еще одного, маленького, почти невесомого комочка, которому все вокруг отказывали в праве на существование.

Больше всего на свете Иринке сейчас хотелось лечь, закрыть глаза и заснуть. Надолго. Может быть, очень надолго. А когда проснуться – узнать, что никаких проблем больше нет, что всё счастливо разрешилось. Ну а если так не случится никогда, то лучше вообще не просыпаться.

Иринка помотала головой, отгоняя дремоту. Намеренно широко открыла глаза, чтоб не слипались.

И замерла. Оказалось, что за время бесцельных блужданий, она забрела на свой любимый «ЧатЛанд» – привычная картинка, бегущие одна за другой разноцветные строчки чатовской болтовни, калейдоскоп баннеров по краям.

Всё, как всегда, кроме одного: в правом верхнем углу, с припиской «на правах рекламы», серебристо мерцали три короткие строчки:

«Суицида. нет – Реабилитационный кружок помощи потенциальному суициду. Зайди к нам, если тебе плохо, если тебя никто не хочет слушать. Здесь тебе помогут».

Курсор указывал точно на середину баннера. Иринка дернула мышь, уводя стрелку в сторону, и случайно задела левую клавишу.

Экран мигнул, потом потемнел, окрасился синим. Сверху начали падать буквы, по одной, но довольно быстро, пока не сложились в девиз: «Здесь тебе помогут. Ты больше не одинок».

Нет, сегодня что-то не получалось.

Игорь видел это по лицам. Обычно они светились счастьем от общения со своим любимым Учителем, смотрели в глаза и ловили каждое слово. Даже те, к кому удавалось пробиться с превеликим трудом, – Ириска, например, Катя-Катёнка или Олег Пустин по кличке Пустой, – даже они оживали во время Церемонии, как будто просыпались от вековечного сна.

– …помните об этом, ибо сказано: красота жизни превыше красоты смерти!

Но не сегодня. Игорь и сам чувствовал, что голос его звучит не так убедительно, а из слов ушла могучая внутренняя сила, и вместо зажигательного призыва выходила какая-то безжизненная риторика одних и тех же порядком поднадоевших фраз.

Словно зацарапанная пластинка с архаичного патефона.

Проповедь неслась по привычному руслу, а мысли ворочались неохотно и тяжело. Проклятая голова! Совсем ни к чему было вчера так напиваться. Конечно, повод вполне достойный: проект «Суицида. нет» заметила правозащитная организация откуда-то с Урала, выразила желание профинансировать, пригласила на встречу… На радостях Игорь бросил подопечных – хорошо, обошлось без эксцессов, – прихватил, что положено, и поехал в Подольск, к своим. Отмечать. Ну, и Рождество заодно, раз уж так совпало.

– Ибо смерть для всех одна, а жизнь каждый может прожить по-своему. И прожить не зря, творя добро и справедливость. Никогда не забывайте об этом…

Нет, не слышат. Ладно, пора заканчивать. Тогда можно будет заглотнуть анальгина и, надавав ребяткам несложных заданий, выскочить из этой душной конуры.

А еще здесь воняет. Или это только кажется? Где там: окна зарешечены, форточки заварены, кроме одной, с замком, ключ от которого Игорь всегда носил с собой, – вот и копится тяжелый немытый запах. И сколько не заставляй девчонок стирать простыни, драить полы и стены, всё равно воняет, как в спортивной раздевалке.

– Церемония Возвращения окончена, дети мои. Придите же в дом Господа нашего и вручите ему свои заблудшие души.

Игорь по очереди подошел к каждому, прикасался ладонью ко лбу, неслышно шевеля губами, словно читал про себя молитву. У некоторых сразу разгорались глаза, они судорожно хватали его кисть цепкими пальцами, пытались целовать.

– Спасибо, Учитель! Если бы не вы…

Денис, Стас, Викуся, Юльчик.

Приходилось мягко, но настойчиво высвобождать руку, кивать с улыбкой, успокаивать привычным слоганом: «Ты больше не одинок, Денис, мы вместе» или «Ты больше не одна, Викуся, мы вместе» и переходить к следующему.

Нюша – сокращение от Надюша, Надя… Леонид по кличке Леон: его называли по имени любимого героя, сентиментального убийцы из старого французского фильма.

Но попадались и другие. Мрачные, отрешенные глаза, синюшные веки, худые руки в цыпках, крестом сложенные на коленях.

Антон, Олег Пустой, Ириска…

Они, казалось, даже не чувствовали прикосновения, лишь чуть-чуть вздрагивали, но отстраниться все-таки больше не пытались. Хорошо, что хоть какой-то сдвиг, но работы непочатый край. Неблагодарной, скучной работы. Э эх! То ли дело Оксана! А эти? Сколько на них потрачено времени, сил и денег, а отдача почти нулевая! А сколько еще предстоит? И если бы знать, что получится…

Ладно, хватит. Всё равно сегодня не до размышлений. Утро вечера мудренее – завтра, на свежую голову, можно будет обо всем подумать.

Светлана или попросту Ланка. Алла. Вечер… Он так подписывался в Сети и так же представлялся в реальной жизни. Как его зовут по-настоящему, не знал никто.

Ну вот, наконец, и последняя. Оксанка. Гордость Игоря, его главный и последний успех. Он не только смог вернуть ее, но и сделал своей первейшей помощницей. После того как окончательно излечился Вячко-Вячеслав, только она одна и осталась, если не считать Нюшу в разгар действия таблеток.

Правда, в Оксанке еще таился где-то внутри тот липкий страх, омерзение и полуобморочная гадливость, которую ей довелось пережить в скрипучем вагончике сезонных рабочих. Пока она так и не смогла сделать хотя бы шаг в чернильную тьму неосвещенной кладовки.

Но теперь, по крайней мере, Игорь не побоялся бы оставить ее в комнате с открытым окном.

Оксана тоже перехватила его руку, но не стала подносить к губам – знала, что Учитель этого не любит. Просто на короткую долю секунды прижалась щекой к тыльной стороне ладони. Потом отпустила и сказала очень тихо и очень серьезно: