Рождение человечества. Начало человеческой истории как предмет социально-философского исследования - Виталий Глущенко

С этого момента прогресс воплощается в смене государственно-правовых основ общества.

Французская революция, за которой Гегель признает всемирно-историческое значение, начинает эпоху подлинной свободы.

Прежняя история закончилась: «мировой дух» полностью осознал свою свободу и реализовался в социальной, государственно-правовой действительности. «Новый дух» новой эпохи направляет человечество на пути к новой, теперь уже чисто философской, цели – познанию самого себя в качестве духа.

Как мы могли увидеть, система Гегеля во многом перекликается с историческим идеализмом Канта, в некотором смысле можно даже сказать, что это – логически усовершенствованная система Канта. Усовершенствование заключается в том, что прогресс свободы утратил плохо стыкующуюся с действительностью абстрактную прямолинейность. Гегель разглядел во всемирной истории восходящий ряд эпох, диалектически связанный и объединяющий человечество в единое целое. Сперва – лишенная всякой свободы доистория, затем – распадающаяся на три этапа эпоха государственного становления свободного духа, и, наконец, эпоха абсолютной свободы, увенчанная идеальным (впрочем, больше все-таки в потенции, чем действительности) государством – прусской монархией. Всего пять эпох, раскладывающихся на две триады, одна из которых вписана внутрь другой. Такое деление не случайно, это не простое перечисление, оно обусловлено «самой логикой периодизации»39. Именно внесением в теорию общественного развития диалектики знаменателен для нас историзм Гегеля.

С этим связано понимание Гегелем исторического единства человечества, которое так же утрачивает прямолинейность и приобретает диалектически противоречивый характер. Так, во Французской революции он различает внутреннюю и внешнюю стороны, из которых вторую Гегель полагает более важной. В самой Франции революция была обречена на чисто практический характер и в конце концов на поражение из-за господства во Франции католицизма. Совсем другое дело – влияние Французской революции на протестантские страны, особенно – Германию. Духовное состояние общества здесь было подготовлено реформацией, и потому именно здесь донесшийся из Франции толчок смог вызвать переворот в сфере теоретической абстракции – тот самый прогресс в сознании свободы, как и воплощение его в государственную действительность.

Гегелевская диалектика всемирно-исторического развития, однако, не была до конца последовательна. Превращение противоположностей мы находим только во внешней, большой триаде. Ее среднее звено – «эпоха перехода из царства несвободы в царство свободы»– также распадается на три этапа, но как?

Итак, в понимании истории идеализм Гегеля конфликтовал с его диалектикой. Создатели исторического материализма Маркс и Энгельс сохранили гегелевскую идею восходящего ряда эпох, но вывернули ее наизнанку. Государственно-правовое содержание мирового духа стало для них формой, внешней оболочкой, идеологической «надстройкой», а место содержания, «базиса» заняла экономика, способ производства, определяющий элемент которого – отношение трудящихся к средствам своего труда, способ «соединения» их между собой, поскольку на протяжении всей цивилизованной истории они оказываются отчуждены друг от друга.

Маркс создал историю как полноценную науку, подобно тому как Ньютон создал механику, Менделеев – химию, а Дарвин – биологию: каждый в своей области они связали уже известные элементы динамикой перехода и дополнили их элементом развивающегося целого. Материалистическая точка зрения марксизма прояснила диалектику истории, до того остававшуюся скрытой и лишь смутно, интуитивно улавливаемую Гегелем. Сходство, однако, сохранилось во многом.

Прежде всего, была сохранена основная мысль: прогресс человеческой истории – это прогресс свободы. Правда, субъектом свободы выступал теперь не дух, а человек – из мяса, костей и нервов. Первобытная формация, так же как и у Гегеля, представляет собой царство абсолютной несвободы, а переход к коммунизму – «скачок человечества из царства необходимости в царство свободы»42. Три промежуточные между ними «прогрессивные эпохи экономической общественной формации»43 имеют своим историческим содержанием накопление предпосылок для такого скачка. Только с началом коммунизма начинается подлинная история человечества, история же разделенного в себе человечества представлена как «предыстория»44.