Средство убеждения - Ли Чайлд

Вернувшись к двери, я приложил к ней ухо и прислушался. Никаких звуков. Я исследовал потолок, карнизы и мебель, очень тщательно, дюйм за дюймом. Ничего. Никаких камер наблюдения. На микрофоны мне было наплевать. Я не собирался шуметь. Сев на кровать, я снял правый ботинок. Перевернул его и ногтями вытащил из каблука шпильку. Повернул резиновый каблук словно маленькую дверцу и встряхнул ботинок. На кровать вывалился маленький прямоугольник из черной пластмассы, подпрыгнув один раз. Это было устройство беспроводной электронной почты. Ничего премудрого. Обыкновенный товар, который можно купить в любом радиомагазине. Однако это устройство было перепрограммировано так, чтобы отправлять сообщения только на один адрес. Оно было размером с большой пейджер. На нем имелась клавиатура с крошечными кнопками. Включив питание, я набрал короткое сообщение и нажал клавишу «Отправить».

Сообщение гласило: «Я в игре».

Если честно, к этому времени я уже был в игре целых одиннадцать дней, с того сырого субботнего вечера в Бостоне, когда у меня на глазах покойник прошел по тротуару и сел в машину. Это не был обман зрения. Я не обознался. Это был не двойник, не брат-близнец и не кузен. Это был человек, умерший десять лет назад. В этом не было никаких сомнений. Он постарел на соответствующее количество лет, и на нем были шрамы от ран, ставших причиной его смерти.

Я не спеша шел по Хантингтон-авеню; мне предстояло пройти еще с милю до бара, о котором я был наслышан. Было уже поздно. Симфонический зал как раз выпускал своих посетителей. Я был слишком упрям, чтобы перейти на противоположную сторону улицы и не толкаться в толпе. Я просто упорно пробирался вперед. Это были хорошо одетые, хорошо пахнущие люди, в основном пожилые. Вдоль тротуара в два ряда стояли дорогие машины и такси. Бесшумно работали двигатели, отрывисто шевелились щетки стеклоочистителей. Из служебной двери слева от меня вышел мужчина. Он был в толстом кашемировом пальто и перчатках, шею прикрывал шарф. Головного убора не было. Мужчине было лет пятьдесят. Мы с ним едва не столкнулись. Я остановился. Он тоже остановился. Посмотрел на меня в упор. Произошла одна из тех уличных встреч, когда оба постояли в нерешительности, тронулись дальше и снова остановились. Сначала мне показалось, мужчина меня не узнал.

Затем у него по лицу промелькнула тень. Ничего определенного. Я отступил в сторону, мужчина прошел мимо меня и сел на заднее сиденье черного «кадиллака девиль», ждавшего у тротуара. Я остался стоять на месте, провожая взглядом, как шофер плавно ввел лимузин в транспортный поток. Шины громко прошелестели по мокрому асфальту.

Я запомнил номерной знак. Никакой паники не было. Я не задавал вопросы. Я был готов поверить своим глазам. История десяти прошедших лет перевернулась с ног на голову за одну секунду. Этот человек был жив. Следовательно, у меня возникли огромные проблемы.

Это был день номер один. Я начисто забыл о баре. Вернувшись прямиком в гостиницу, я начал звонить по полузабытым номерам телефонов, оставшимся в памяти с тех дней, когда я служил в военной полиции. Мне был нужен человек, которого я знал и которому доверял, но к этому времени я уже был не у дел больше шести лет. Субботний вечер перешел в ночь, так что шансы были не в мою пользу. В конце концов я добрался до человека, заявившего, что он слышал обо мне, – что, возможно, сказалось на том, чем все это закончилось, а может быть, и нет. Это был уоррент-офицер по фамилии Пауэлл.

– Мне нужно, чтобы вы установили по номеру машины ее владельца, – сказал я. – Чисто дружеское одолжение.

Пауэлл знал, кто я такой, поэтому он не стал уверять меня в том, что ничем не может мне помочь. Я сообщил ему подробности. Сказал, что, на мой взгляд, эта машина практически наверняка зарегистрирована на частное лицо, а не принадлежит агентству проката. Записав номер, Пауэлл пообещал перезвонить на следующие утро, то есть, это уже должен был стать день номер два.

Он мне не перезвонил. Вместо этого он меня продал. Полагаю, при данных обстоятельствах на его месте так поступил бы каждый. День номер два был воскресеньем, и я встал рано. Попросив принести завтрак в номер, я сидел и ждал звонка. Вместо этого раздался стук в дверь. В десять утра. Прижавшись к глазку, я увидел мужчину и женщину, стоявших рядом, чтобы их было хорошо видно в пластмассовую линзу. Темные костюмы. Без плащей. Мужчина держал в руке чемоданчик. Оба показали мне свои удостоверения, наклонив их так, чтобы на них падал свет.

– Федеральные агенты, – произнес мужчина, так, чтобы я расслышал его через дверь.

В подобной ситуации бессмысленно притворяться, что тебя нет дома. Мне самому достаточно часто приходилось бывать в роли этих ребят в коридоре. Один из них остается перед дверью, а второй идет к дежурному администратору за служебным ключом. Поэтому я отпер дверь и отступил в сторону, пропуская агентов в номер.

Сначала они вели себя настороженно, но быстро успокоились, увидев, что я без оружия и не похож на маньяка. Протянув мне удостоверения, они вежливо засуетились, давая мне возможность разобраться в том, что было написано на этих документах. Верхняя надпись гласила: «Министерство юстиции Соединенных Штатов». Нижняя уточняла: «Отдел борьбы с наркотиками». Посреди красовались всевозможные подписи, печати и водяные знаки. Фотографии и отпечатанные фамилии. Мужчину звали Стивен Элиот, с одним «л», как у поэта-классика. «Апрель – коварный месяц самый…» Это уж точно. Фотография полностью соответствовала оригиналу. Стивену Элиоту на вид было от тридцати до сорока; плотного телосложения, смуглый и лысоватый, он обладал улыбкой, которая выглядела дружелюбной на снимке и была еще лучше в жизни. Женщина значилась как Сюзен Даффи. Сюзен Даффи была чуть моложе Элиота. И чуть выше. Бледная, стройная и очень привлекательная, она успела сменить прическу с тех пор, как сфотографировалась на удостоверение.

– Валяйте, – предложил я. – Обыскивайте номер. Мне уже давно нечего прятать от таких как вы, ребята.

Я вернул агентам удостоверения, и те убрали их во внутренние карманы, позаботившись о том, чтобы при этом распахнуть полы пиджаков и показать оружие. Оно покоилось в аккуратных кобурах под мышками. Я узнал ребристую рукоятку «глока-17» у Элиота. У Даффи был «глок-19», та же самая вещица, только чуть поменьше, уютно вжавшаяся ей в правую грудь. Должно быть, Даффи была левшой.

– Мы не собираемся обыскивать номер, – сказала она.

– Мы пришли поговорить о номерных знаках, – пояснил Элиот.

– У меня нет машины, – сказал я.

Мы все еще стояли маленьким правильным треугольником у двери, Элиот держал в руке чемоданчик. Я попытался определить, кто из них старший. Наверное, ни тот, ни другой. Наверное, у них одинаковое звание. И довольно высокое. Они были хорошо одеты, но казались уставшими. Возможно, работали всю ночь, а потом летели откуда-то на самолете. Возможно, из Вашингтона.

– Быть может, нам лучше сесть? – предложила Даффи.

– Конечно, – согласился я.

Однако в дешевом гостиничном номере сделать это было непросто. Стул был всего один. Он был задвинут под небольшой письменный стол с маленьким телевизором, втиснутый между стеной и шкафом. Вытащив стул, Даффи развернула его лицом к кровати. Я уселся на кровать рядом с подушкой. Элиот примостился в ногах, положив чемоданчик на покрывало. У него на лице по-прежнему сияла дружелюбная улыбка, и я не мог обнаружить в ней ни тени фальши. Даффи верхом на стуле выглядела замечательно. Стул имел для нее как раз нужную высоту. На ней была короткая юбка и темные колготки, натянутые на согнутых коленях.