Secretum - Рита Мональди

Нет, я не мог принять поведение аббата. И уж совсем не намеревался терпеть кражу своих мемуаров.

Я бросился на кровать, чтобы отдохнуть и избавиться от горестных раздумий, однако вместо этого только беспокойно ворочался на простынях. И только сейчас я вспомнил: Клоридия предупреждала меня, что сегодня не вернется домой. Как любая хорошая акушерка, или повитуха, или obstetrix, в общем, женщина, помогающая при родах, как бы ее ни называли (а хорошей повитухой она стала благодаря многолетней практике), несколько последних дней перед partus, то есть родами, она проводила в доме роженицы. С ней вместе были мои горячо любимые цыплятки, как я называл обеих наших маленьких дочерей, которые, впрочем, были не такими и маленькими: одной было десять лет, другой – шесть, и обе уже серьезно шли по стопам своей обожаемой матери, причем не только как ее ученицы, прилежно обучающиеся этому крайне важному ремеслу, но и как помощницы, готовые в любой момент подать теплое масло и жир, полотенца, нитки и ножницы для обрезания пуповины, помочь ловко вытащить плаценту, то есть детское место, а также оказать помощь в других необходимых делах.

Я начал думать о них: мои цыплятки на людях вели себя сдержанно, зато дома становились живыми и веселыми, а за мамой следовали как тени. Без них дом показался мне еще более пустым и печальным, напоминая о моем безрадостном детстве подкидыша.

Прилетевшие на крыльях одиночества грустные мысли снова одолели меня. Бессонница заключила меня в свои холодные объятия, и я познал горечь супружеского ложа без утешения любви.

Не прошло и часа, как я, решив не обедать из-за отсутствия аппетита, стал собираться обратно на виллу Спада, чтобы вернуться к своим обязанностям. Отдых, хотя и короткий, все же принес желанные плоды: навязчивые мысли об Атто Мелани и его внезапном возвращении, то ли полезном, то ли вредном для меня, наконец-то оставили меня.

«Аббат, – подумал я, – явился как грозный дух моря, чтобы нарушить спокойное течение моей жизни. И правильно, что я сейчас пытаюсь не думать больше о нем».

Он сказал, что собирается прислать за мной человека, значит, пока что я могу заняться другими вещами. Дел у меня было по горло, и я принялся за одну из тех работ, которая отвлекала меня от грустных мыслей лучше всего, а именно – стал чистить вольеры. Слуга, обычно занимавшийся чисткой, был вынужден все чаще оставаться в кровати из-за незаживающей раны на ноге, так что мне было не впервой заменять его на этой работе. Я набрал корма птицам и отправился к вольеру.

Пусть читатель не удивляется, узнав, что на вилле Спада была такая диковинка, как птичий вольер. На римских виллах всегда стремились чем-то поразвлечься. Так, у кардинала Медичи в его поместье на Пинчио содержались медведи, львы и страусы, а в поместьях семейств Боргезе и Памфили свободно ходили олени и лани. И наконец, во времена Папы Леона X по садам Ватикана даже разгуливал слон по кличке Аннон. Кроме содержания зверей, существовало еще множество способов удивить и восхитить гостей: «Пэлл Мэл» (в который играли на вилле Памфили) или бочче,[6]изредка именуемая также бильярдом, – игра на гладкой площадке, натертой мылом, или на столе, покрытом сукном, которой увлекались на вилле кавалеров Мальтийского ордена или на вилле Костагути. И был также бильярд под открытым небом, помогающий скрасить скучные летние вечера на вилле Матеи.

Вольер находился в удаленном уголке поместья, между часовней и садом, за полосой деревьев и широкой изгородью, скрывавшей его из виду. Его построили именно здесь, для того чтобы зимой сюда проникало солнце, а летом была тень, чтобы птицы не были беззащитны перед капризами погоды. Вольер имел вид небольшой квадратной крепости, над четырьмя угловыми башенками и центральной частью которой возвышались купола из металлического плетения, в свою очередь увенчанные фиалами с железными флажками. С внутренней стороны стены вольера были расписаны фресками, изображающими небесный свод, и ландшафтными пейзажами, чтобы помещение казалось более просторным. Там были установлены скальные дубы и лавровые деревья, горшки с кустарниками, где птицы могли вить гнезда, а по углам стояли четыре большие поилки. В вольере жили самые разные птицы (некоторые – в отдельных клетках), и все они одинаково радовали зрение и слух. Были тут соловьи, голуби-павлины, серые и горные куропатки, турачи, фазаны, садовые овсянки, зеленушки, черные дрозды, коньки, горлицы, дубоносы и множество других птиц.

Я осторожно зашел в вольер, однако сразу же вызвал среди птиц переполох. Как мне сказали, кормить птиц и ухаживать за ними должен один и тот же человек, к которому они со временем привыкают. Мое появление сильно встревожило пернатых. Я осторожно продвигался в глубь вольера, а голуби-павлины беспокойно наблюдали за мной, и целая стая мелких птиц враждебно кружилась вокруг.

Я вздрогнул от страха, когда какой-то дрозд отважно опустился мне на плечо, хлопая крыльями и обмахивая ими мой затылок, как опахалом, и только чудом мне удалось избежать столкновения с нагло пикировавшим на меня турачом.

– Сейчас же прекратите, а то я уйду, а вы останетесь без обеда! – пригрозил я.

Однако в ответ я услышал карканье, свист и хлопанье крыльями еще громче прежнего и подвергся новой воздушной атаке, причем птицы кружились на расстоянии ладони от моей головы. Запуганный, я поспешил укрыться в углу вольера, ожидая, пока прекратится переполох. «Не гожусь я для ухода за птицами и вольерами», – подумал я.

Когда наконец даже среди самых буйных пернатых воцарилось спокойствие, я принялся чистить поилки и кормушки, чтобы затем наполнить поилки свежей водой, а все кормушки – цикорием, свеклой, звездчаткой, салатом латук, семенами подорожника, зерном, просом и семенами конопли. Потом я разбросал по вольеру зелень спаржи, которая годится для постройки гнезд. Когда я раскладывал на полу куски сухого хлеба, голодный молодой турач вспрыгнул мне на руку и попытался утащить добычу – лакомый хлебный мякиш – из-под носа у других птиц.

Я почистил еще и насесты, подмел с пола птичий помет и наконец вышел, довольный, что покидаю вольер, с его вонью и беспорядком. Я как раз хотел закрыть дверь, как вдруг душа моя, что называется, ушла от страха в пятки.

Рядом раздался выстрел из пистолета. Мимо меня просвистела пуля. Кто-то стрелял в меня.

Я съежился и прикрыл голову. И в этот момент я услышал суровый громкий голос, несомненно обращенный ко мне:

– Держите его! Он вор!

Я невольно вскинул руки вверх, будто сдаваясь. Затем обернулся, но не увидел никого. И только потом хлопнул себя по лбу, досадуя на плохую память. Подняв глаза, я увидел его на обычном месте.

– Очень смешно, – проговорил я, запирая дверь и стараясь не показать, как был напуган.

– Хватайте его! Я сказал, он вор! Буум!

Так этим вторым выстрелом, еще больше похожим на настоящий, возвестило о себе самое странное создание из всех живущих на вилле Спада: попугай Цезарь Август.