Человек-Паук. Майлз Моралес. Крылья ярости - Бриттни Моррис

– Прости, папа, – шепчу я, добравшись до станции и сбежав по ступенькам в темное царство вонючих испарений и застаревшей грязи. – Я пытался.

НАШЕ общежитие находится прямо в центре Бруклина, всего в паре кварталов от Бруклинской академии «Вижнс». Комната у нас маленькая, но это наш дом. Ну, второй дом, скажем так. Я долго считал, что моим единственным домом будет родительский, даже когда переехал в общежитие. Сначала было странно, просто как-то иначе. Холодно и не по-домашнему. Хорошо, еще не как в тюремной камере. Но потом, после нескольких вечеров за домашними заданиями, лапшой быстрого приготовления, фильмами и болтовней ни о чем с Ганке, это место перестало казаться мне таким уж необжитым. А теперь… Теперь здесь привычнее, чем дома у бабушки.

По крайней мере, пока.

От бабули сюда долго добираться, около часа. На паутине – в два раза быстрее. Но костюма у меня сейчас нет, я просто Майлз, парень, который пересел с одной электрички на другую и едет в наушниках с телефоном в руках. Я стараюсь не качать головой в такт, но песня играет отличная. Закрываю глаза. Мне чудится, как я лежу на кровати, и каждый такт кажется ярким всполохом. В комнате темно, и я представляю себе, как ее заливает сверканием диско-шара, которые появляются и исчезают, вторя битам, а я от души танцую. Я будто и правда оказался в своей комнате, по крайней мере в своих фантазиях.

Но это чувство быстро тает.

– Следующая остановка – Клинтон-Вашингтон, – трескучий и грубый голос вырывает меня из фантазий. Я открываю глаза, встаю, закидываю рюкзак Ганке на плечо. Ступая на платформу, где рассыпается, огибая меня, толпа людей, я думаю, успел ли он уже заглянуть в мои вещи. И если да, что тогда будет? Я вздыхаю и пытаюсь вновь отдаться музыке, но не получается: теперь меня занимают другие мысли. Возможно, он уже знает, что я Человек-Паук. Выходит, за один день я выдал свой секрет и чуть не попал в камеру. А ведь Питер даже не закончил мое обучение! Как можно было так облажаться?

Расстроенный, я хмурюсь и пинаю плитку на дороге. Мимо пробегают подростки на пару лет младше меня и взлетают по ступенькам, на ходу врезаясь в мое плечо. Сначала меня немного раздражает, что я не слышу от них ни «простите», ни «извините», ни хоть чего-нибудь, но потом я отвлекаюсь на другую мысль: насколько же проще быть обычным подростком, которого не заботит, кого он почти сбил в метро, не заботят какие-то особые костюмы, суперсилы и преступники, которому не нужно бросаться в самое сердце хаоса.

Нет, я ничего не говорю, иметь суперспособности – это очень здорово. Кто бы отказался уметь одним щелчком выпускать паутину из запястья и летать на ней над городом, карабкаться по стенам высоток или заранее ощущать опасность? Но иногда бывает сложно.

Как, например, сейчас.

Я стою перед зданием общежития и вспоминаю, что говорил Ганке об охраннике: вредный типчик. Без именного бейджа он меня не пропустит, а тот лежит в переднем кармане моего рюкзака. Я и не думал, что придется пробираться в собственную комнату ради возвращения собственного рюкзака. Ганке всегда пристегивает свой бейджик к джинсам и не снимает его ни в учебные дни, ни в выходные, как делает любой, кто заодно подписывает свои вещи на специальном ярлычке.

– Ну и что, что параноик, – не устает повторять он. – Лучше быть готовым ко всему.

И, кстати, именно так сказал бы любой, кто пристегивает бейджик с именем к джинсам, если его попросят объяснить, зачем он это делает.

Я стою в темноте перед зданием, чувствуя на лице первые капли дождя, и знаю, что не смогу пройти мимо охраны – если только не сделаю подкоп или не пролечу сверху, но радиоактивный паук, который меня укусил, не умел ни того, ни другого. Ну почему у него не было способности к маскировке или еще чего? Я направляюсь в переулок, идущий вдоль кирпичной стены общежития, и надеюсь, что Ганке уснул с открытым окном, несмотря на дождь. Он, кстати, всегда следит за прогнозом погоды.

Ведь как же иначе?

Я внимательно всматриваюсь туда, откуда пришел, заглядываю в каждый уголок и в дальний конец переулка. Никого. Прикладываю руку к стене и закрываю глаза. Я ощущаю несильное натяжение, как будто моя рука приклеивается к стене на двустороннем скотче или в кончиках пальцев у меня установлены магниты.

Видимо, из тех магнитов, которые притягиваются к стенам…

Одна ладонь приклеилась, затем другая, затем левая ступня и, наконец, правая. Вскоре я уже передвигаюсь по стене с той же легкостью, что и по полу, попеременно переставляя руки и ноги. Я не свожу глаз с окна на пятом этаже – там угловая комната, немного левее от меня, ближе к улице. Преодолев примерно три этажа, я вдруг слышу, как кто-то с резким звуком втянул целую кастрюлю макарон с сыром и кетчупом. Я вздрагиваю и застываю, но все же умудряюсь не отклеиться от стены. Стараясь не дышать, я оборачиваюсь и смотрю по сторонам.

Что это было?

Где-то поблизости шуршат одеяла. Я поворачиваюсь на звук и замечаю в здании напротив, за моей спиной, окно. С ужасом понимаю, что за ним в темноте сидит парень моего возраста и смотрит прямо на меня. Его взгляд буравит мне душу. Я не шевелюсь. Я в ужасе. Видел ли он, как я ползу по стене? Понимает ли, что я Человек-Паук? Свет падает в его сторону, а значит, ему должен быть виден только мой силуэт, но вдруг он все-таки рассмотрит лицо? И как мне поступить? Притихнуть и ждать или попытаться скрыться?

Но вот я наконец получаю ответ на все свои вопросы. Человек покачивается и спрашивает у кого-то невидимого:

– Барбара, ты опять пустила кошку в номер для новобрачных?

Я не двигаюсь и не понимаю, что он такое несет. Если он спрашивает не меня… может, по телефону? Но это еще более странно.

– Кошка и есть подружка невесты? – И очень медленно, когда веки его снова тяжелеют и глаза закрываются, парень падает на кровать.

Я глубоко выдыхаю (такого облегчения я не чувствовал еще никогда) и двигаюсь дальше вверх. Надо будет сказать Ганке, если я хоть раз вытворю нечто подобное во сне, ни одна живая душа не должна об этом узнать. Я добираюсь до окна нашей комнаты, и – вот повезло! – мой сосед оставил его открытым, а сам уснул, завернувшись в одеяло, и сладко сопит. Можно забирать рюкзак. И мне действительно лучше не шуметь. Если я его разбужу, пока буду перекладывать рюкзаки, то он точно узнает мой секрет. Я сглатываю, собираю волю в кулак, осматриваюсь и только потом решаюсь забраться в комнату. Если бы только найти… вот он!

На полу у рабочего стола, прямо напротив огромной стопки комиксов высотой почти до столешницы. Как один человек может в таком количестве поглощать комиксы? И зачем они ему все в общежитии? Закатываю глаза и улыбаюсь. Пора готовиться к спецоперации по возврату рюкзака законному владельцу. Забираюсь на подоконник и опускаю на край ступню, как раз когда Ганке издает громчайший храп и переворачивается на живот одним легким движением, как блинчик, который подкидывают над сковородкой. Я забираюсь внутрь тихо и осторожно, как кошка, и пересекаю комнату, впечатляясь, насколько бесшумно я иду в промокших насквозь прорезиненных ботинках. Но ведь пауки тоже не издают ни звука, даже под дождем.