Наемник - Эйке Шнайдер

— Признаться, это меня удивило, — сказал Эрик. — Вы даже не спросили рекомендаций. Хотя они у Ингрид есть, как и у меня.

— Можешь говорить мне «ты». — Хаук усмехнулся. — Что до рекомендаций… — Он указал на бок Эрика. — Вот ваши рекомендации. Такая рана смертельна. Не мгновенно, но в течение дня-другого уйдешь к праотцам. И, разумеется, сляжешь задолго до того, начав задыхаться оттого, что легкие заливает кровь. Но ты жив, дышишь, уверенно держишься на ногах. И не просто жив и дышишь, а в силах плести и готов был драться, если бы я не остановил этого болвана Петтера. Возможно, твоя… подруга сможет сделать что-то подобное для Аделы, если понадобится, хотя я молю Творца, чтобы все обошлось.

— Ингрид моя женщина. Но она не всесильна, хоть и неплохо справляется с исцеляющими плетениями. А что такое с твоей женой?

— Сперва она упала с лестницы. Она, легкая как птичка и ловкая, как ласка! Адела говорит, что зацепилась за суровую нитку или что-то такое… Не веревку, но что-то, что заставило ее потерять равновесие. Творец миловал, отделалась синяками… хорошо, не успела понести за те два месяца, что мы вместе. — Хаук вздохнул. — Может быть, Гарди прав, и молодой красивой женщине просто стало со мной скучно. Когда народ сбежался, не нашли, обо что она могла бы споткнуться, но синяки были настоящие.

Он помолчал.

— А потом вьюшка печи в ее спальне вдруг оказалась задвинутой раньше времени. Если бы я не засиделся над бумагами и не решил… навестить ее намного позже обычного, она бы не проснулась. А если бы пришел в обычное время, не проснулись бы мы оба. Да и так заметил неладное только потому, что ее канарейка лежала мертвая на дне клетки. А то бы… — Хаук сотворил охраняющий знак. — Творец уберег чудом.

Эрик поразмыслил.

— Ты упоминал имя… Сигурд.

— Он претендовал на тот замок, куда мы едем. Тот, что его величество решил пожаловать мне. — Хаук покачал головой. — Но он бы ударил по мне, а не по Аделе.

— Он мог решить, что замок уже получил нового владельца, и ему не достанется. И попытаться отомстить. Просто чтобы никто больше не вздумал перейти ему дорогу.

— Но и тогда ударил бы по мне.

— Ты боишься смерти? — поднял бровь Эрик. — После того, как провел в сражениях полжизни?

— Твоя правда, — усмехнулся Хаук. — К тому же, если бы он попытался убить меня и достиг цели, я бы не успел ничего понять. Да и покойник уже не сделает никаких выводов и не будет ни о чем сожалеть.

— Это может стать уроком другим. И все же куда поучительней ударить по тому, кто дорог — ребенку, жене. Хотя… прости, если снова лезу не в свое дело — разве у вас не обычный для благородных сговор? Разве тебе не все равно?

Хаук кивнул.

— Сговор. Ее титул, мои деньги, у каждого своя выгода. — Он усмехнулся. — Старые роды почему-то через одного считают, что серебро будет течь в карманы само, как бы ни менялась жизнь вокруг. — В голосе Хаука прозвучала горечь. — Дед взял свой титул мечом полвека назад, но соседи не считали нас за равных. Звать нас на охоту — зазорно. Зато продать… то есть выдать дочь за человека вдвое старше только потому, что без приданого никто другой не возьмет — почему-то не зазорно. Ей нет и двадцати. Мне сорок два. И я не хочу ее хоронить.

— Да уж, с твоим языком ты бы точно не прижился бы при дворе, — не удержался Эрик.

Ингрид служила в королевской гвардии до того, как попала к чистильщикам. И, хотя не очень любила рассказывать о тех временах, кое-что о нравах благородных Эрик все-таки знал.

Хаук расхохотался.

— Полжизни в приграничье, что ты хочешь. Там все по-другому, и порой я чувствую себя дикарем рядом с людьми вроде Гарди и Фолки. — Он помолчал. — Когда мне на голову свалился титулу… Детей у меня нет, тех, о ком бы я знал. Думал, все равно в наследство дать нечего, кроме денег, вот и не озаботился. А потом отца и двух старших братьев вместе с семьями унесла чума. Третий брат ушел в монастырь еще в молодости, сказал, все равно в миру рассчитывать не на что, а в наемники он не годится. Так вот и вышло, что отцовский титул и деньги достались мне, и пришлось срочно жениться, когда я уже был уверен, что так и доживу век холостым. — Он посмотрел Эрику в лицо. — Ты прав, это начиналось как сделка. Но так вышло, что теперь она мне дорога. Ты молод, тебе не понять.

— Я знаю, что такое беспокоиться за женщину, которая дорога, — сказал Эрик. — Но если покушения действительно были…

Продолжать, высказывая сомнения, он не стал. Вьюшку ведь можно закрыть самой и притвориться спящей, зная, что муж не пропустит возможность исполнить супружеский долг. Да, он не юнец, готовый не вылезать из спальни молодой жены, но бодр и полон сил, и, если судить по его дяде, останется таким еще долго. Так что в спальню он придет, и вся затея становится рискованной, но все же осуществимой. Может быть, Гарди прав, и ей действительно стало скучно? Визиты наносить некому, флиртовать не с кем, заводить любовника рано, да и опасно: Хаук не похож на человека, который будет смиренно носить рога.

Но все могло быть и правдой, поэтому Эрик спросил.

— …выходит, среди твоих людей есть люди этого Сигурда?

— В том и дело, что не должно быть. Все проверенные. Все служили еще моему отцу. Даже оруженосец, прибился как раз незадолго до того, как в замок пришла чума. — Он потер лоб. — Я верю Аделе, но все это очень странно.

— Тогда возможен еще один вариант, — сказал Эрик. — Кто наследует после тебя?

— Моя жена, естественно.

— А если она умрет до тебя?

Хаук стиснул зубы и надолго замолчал.

— С моим языком не сделать карьеры при дворе, — сказал он, наконец. — А в твоем яда довольно на десятерых. Если Адела умрет и я умру, не оставив наследника, титул и состояние уйдет к моему дяде. К Гарди. Ты хочешь сказать, что человек, который наравне с отцом меня растил, теперь намерен отнять мою жизнь?

Эрик мог бы сказать, что в бытность свою целителем повидал и любящих сыновей, готовых притравить чересчур зажившегося на белом свете отца, и примерных жен, которые приправляли похлебку мужей ядовитыми травками, причем далеко не всегда потому, что устали от побоев. Что видел, как предают — по счастью, не его — давние друзья, и как старые приятели готовы поверить любому навету, если это поможет им удержаться на хлебной должности…

Но он только пожал плечами и сказал:

— Ты волен меня не слушать. Волен вообще прогнать.

— И мне очень хочется сделать именно так. — Выражение лица Хаука не сулило ничего хорошего. Лет пять назад Эрик бы испугался. Сейчас — и не таких видывали. Он усмехнулся.

— Дело твое. Это будет самая короткая служба в моей жизни, даже задатка не успел получить, но раз уж не научился держать язык за зубами… — Он стал серьезным. — Я не знаю ни тебя, ни твоих родичей, ни твоей жены, если — если! — ее действительно пытаются убить…