Жена русского пирата - Лариса Шкатула

Так вот: Ольгу взволновал запах Флинта. Он пах морем, соленым ветром и ещё чем-то неуловимо мужским… Ей захотелось, чтобы этот флибустьер её поцеловал. У неё даже губы дрогнули в предчувствии поцелуя.

Напрасно она ругала себя последними словами, напрасно напоминала, что она — замужняя женщина, она боялась поднять на него глаза, потому что он все мог в них прочесть!

Она попыталась думать о Вадиме, но у неё ничего не получалось. Почему-то помнилось не все его лицо, а только светлая прядь, которая падала на глаза, когда он-склонялся над своим черным ящиком… Как же так: она ухитрилась обвенчаться с человеком, которого не только не любила, но даже как следует не знала! Думала, муж сможет вытащить её из жизненного водоворота, защитит, все решит за нее? Вот тебе и принципы! В чем тогда она может обвинять Флинта?

Женщина без имени. Кто она — Лиговская, Зацепина, Соловьева? Впрочем, у неё ведь есть документ: капитан французского крейсера выдал справку, что она — цирковая артистка Наталья Соловьева, поднятая на борт при проведении спасательных работ на месте крушения судна "Георг III". Капитан русским владел плохо, и Ольга диктовала ему текст по буквам. А что она делала на этом "Георге III"? Плыла из Франции в Россию. Возвращалась домой с гастролей. Не поверят: все из России, а она в Россию… Увы, более правдоподобного рассказа она придумать не смогла. И то пошли впрок уроки её покойного учителя — Василия Аренского. Раньше о каком-то там документе она даже не подумала бы…

Флинт между тем занялся привычным делом: постоял на руле — ветер направления не менял, и судно, поймав его парусом, бойко скользило по волнам. День клонился к вечеру, и потому молодой капитан стал сооружать навес для себя — прошлой ночью от волн ему таки досталось; к утру одеяло как следует промокло…

Если бы Ольга могла прочесть мысли Флинта, она бы очень удивилась, потому что не знала его ещё с другой стороны — капитан фелюги был неисправимым романтиком. Плавание на лодке — вместе с княжной! — он воспринимал как очередное захватывающее приключение…

Александр Романов — Флинт — был сыном морского офицера, погибшего в революцию 1905 года. Мальчик жил с матерью на мизерную пенсию, потому о высшем образовании мог лишь мечтать и только в мечтах видеть себя на мостике какого-либо линкора или эсминца. Его капитанство на фелюге выглядело бы как насмешка судьбы, если бы не бескорыстная любовь к морю, отблеск которого навеки отпечатался в синих глазах мореходов рода Романовых.

Другой всепоглощающей страстью Флинта были книги. Он читал их без разбора в огромном количестве и оттого, наверное, воспринимал мир несколько искривленным. Ко всему происходящему с ним он относился как к приключению и не видел разницы, какую роль в нем играть: сегодня — злодея, завтра героя!

Правда, он не мог не понимать, что его связей с Черным Пашой не одобрит никакая власть. Потому утешал себя словами Макбета:

Все средства хороши для человека,

Который погрузился в кровь, как в реку.

Чрез эту кровь назад вернуться вброд

Труднее, чем по ней пройти вперед[6].

Это не означало, что на руках Флинта была кровь, им самим пролитая, но и участие в грязном промысле контрабандистов на весах Жизни весило не так уж мало! Безотцовщина или отсутствие доброй женской руки — его мать пережила отца всего на пять лет — способствовали перерождению доброго честного мальчика в морского волка с сомнительными моральными принципами. Встретившаяся ненадолго на его жизненном пути кроткая и чистая Агния получила власть лишь над небольшим кусочком души, куда её впустили, потеснившись, Айвенго и леди Ровена[7].

Сборы в дорогу "артели искателей", как в шутку назвал их Черный Паша, неожиданно затянулись. Навес на телегу ладили часа три. Катерина с помощью Альки — в этот день он был буквально на побегушках, потому что полдня гонял с поручениями из хаты в сарай и обратно, — уже укладывала последние вещи, а Черный Паша связывал и относил их в повозку, как к ним с выпученными от испуга глазами ворвался Батя:

— Дмитро, беда, хлопец сбежал! Ян! С утра его видели — под ногами крутился, а потом не до него было, он и воспользовался…

— И что я могу сделать? — пожал плечами тот. — Разве не ты должен был следить за ним?

— Я! — каялся Батя. — Я подлый пес и раззява! Я совсем забыл о нем! Как же мы теперь без него до алмазов доберемся?!

— Говорю тебе: он все равно ничего не знал.

— Знал! От других скрывал. Думал сам поближе подобраться! Кто ж такие сокровища чужому отдаст!

— Батя, я думал, ты умный, ей-богу. Ты и вправду веришь, что найди мы логово этих солнцепоклонников, они нам так сразу все и отдадут?! Это смертельно опасно! И насколько мы знаем, пока ещё никому не удавалось. Про слуг Арала не забыл? Про их иголочки золотые?! А что мальчишка сбежал так, может, оно и к лучшему. В таких опасных делах надо и по сторонам глядеть, да и себе под ноги, чтобы в какую ловушку или засаду не угодить. А пришлось бы вместо этого за ним приглядывать… Иди-иди, Альку с собой возьми, пусть тоже поглядит, что и как, у хлопца взгляд верный…

Алька прямо расцвел от неожиданной похвалы атамана — тот прежде никак не хотел признавать его полноправным членом артели!

— А ежели мы Аполлона… это… следом пошлем?

— Что — Аполлона?! Батя, ты спятил! Уйди с глаз долой! За три часа, знаешь, куда этот Ян мог удрать?

Батя, расстроенный, тяжело ступая, поплелся с Алькой к сараю. Черный Паша, улыбаясь, повернулся к Катерине и заметил мелькнувшую на её лице тень тревоги.

— Что с тобой, Кать? Чего испугалась? Мы теперь с тобой муж и жена, церковью благословенные быть вместе в горе и радости…

— Уж не знаю, горе это или радость, а только… — она помедлила. — Такое дело, Митя, тяжелая я…

Черный Паша замер. Митя! Впервые по имени, господи! Он даже не думал, что в жизни может быть такое счастье: Митя! И она ждет ребенка! Его жена. Катюша! Он схватил её как одержимый, стал целовать, но тут же вспомнил: ребенок! Нельзя её так… Катерина засмеялась. Тихо и с удовольствием. А он вгляделся в её черные глаза: в них больше не было этого амбала Герасима. Не было! Теперь в её глазах отражался только он — Дмитрий Гапоненко, её муж…

— Ну что ты заметался? — улыбнулась она. — Я же селянка, не забыл? У нас в селе бабы и корову доят, и сено косят — до самых родов!

Черный Паша ничего ей на это не сказал, только руки губами коснулся, а про себя подумал: "То у вас в селе… А я не позволю своему первенцу на дороге родиться! Что мне теперь эти алмазы! Того золота, что я про запас отложил, и нам с Катей, и нашим детям хватит! Будем, идти, пока идется, а там… Надо от Азова подальше уйти, выбрать место поспокойнее, купить домик, а то и самим какую хатенку срубить, да и начать все сначала".