Химмельстранд. Место первое - Йон Айвиде Линдквист

Последняя эсэмэска обнаружилась на айфоне Изабеллы – приятельница возвращалась с вечеринки. Двадцать шесть минут третьего ночи. После этого – молчание.

Молли проснулась за несколько минут до того, как разбудила Изабеллу в половине седьмого.

С половины третьего до половины седьмого. Четыре часа. В эти часы все и произошло. Что произошло?

* * *

Люди чем-то заняты. Почему не воспользоваться случаем? Небольшая пробежка – и Бенни остановился под окном, где сидела Кошка. Кошка равнодушно уставилась на Бенни.

Она похожа на Бенни и в то же время совершенно не похожа. Это и раздражает. Именно поэтому, а не по какой другой причине Бенни лает на Кошку. Кошка лаять не умеет – это сразу видно, поэтому встает, немного выгибает спину и издает неприятный звук, похожий на звук бегущей воды. Ну как тут не залаять? И Бенни лает, пока чья-то рука не хватает его за шкирку, и он слышит голос Хозяина:

– Заткнись, болван!

Бенни скулит и беспомощно дрыгает лапами, Хозяин относит его в дом. Последнее, что он видит: Кошка ложится на прежнее место, облизывает лапку и начинает умываться. Вид у нее до отвращения довольный. Как тут удержаться? Бенни, несмотря на унизительное положение, опять залаял – и тут же полетел в свою корзину. Больно ударился спиной, взвизгнул, свернулся клубочком и уткнулся носом в одеяло.

* * *

– Почему вы так обращаетесь с собакой?

Изабелла никогда не увлекалась вопросами охраны прав животных, но поступок Дональда ее взбесил. Наверняка и Дональда не переполняли теплые чувства. Он посмотрел на нее, как на слизняка в собственном саду, и усмехнулся:

– Не затрудняйте свою хорошенькую головку идиотскими вопросами.

Не часто случалось, чтобы Изабелла не нашлась что ответить. Этому мачо-типу в стиле Джона Уэйна, похоже, и в голову не приходит, что он сделал что-то мерзкое, недопустимое для цивилизованного человека. Она покосилась на Петера – как он среагировал на выходку Дональда? Петер уставился в землю, безуспешно стараясь скрыть улыбку.

– Ну что, ребята? – обратился Дональд к товарищам по несчастью. – Нравится вам тереться задами? Может, начнем с того, что раздвинемся маленько? Оттащим наши хижины подальше друг от друга.

Он изобразил руками, как отталкивает невидимую стену.

– Места, что ли, мало? Теперь-то нас – раз-два и обчелся. За каким хреном наступать друг другу на мозоли? Или как?

Дональд подтянул старые тренировочные брюки. Изабелла посмотрела на высохшие пятна мочи в паху. Три шага вперед – и ногой в причинное место. А почему нет? Есть и такая возможность… ладно. Подождем пока.

Она повысила голос:

– Можно сколько угодно болтать, как и когда мы вляпались в эту хреновину. Дурак видит, что ничего нет, все исчезло, но неплохо бы выяснить, что здесь есть. Кто знает, может, в каких-нибудь десяти километрах стоит чертов магазин IСА? Купим свежий хлеб и порнуху для дядюшки, чтобы ему было на что подрочить.

Последние слова она произнесла, глядя Дональду в глаза. Тот покраснел как рак. Ладно, от пинка в пах можно пока воздержаться. С него и так хватит. Впрочем… Дональд сделал шаг по направлению в ней, но между ними встал Петер.

– Я могу съездить и разведать, что и как, – он мрачно посмотрел на Изабеллу. – Моя жена иногда… странно выбирает слова. Но… в общем, могу съездить.

Изабелла яростно посмотрела на мужа и приготовилось сказать что-то убийственное, но в этот момент Молли дернула ее за юбку.

– Мама… я кое-что хочу.

* * *

Эмиль не любит, когда собирается много взрослых. Голоса становятся странными, и движения такие, будто они выступают по телевизору. Слава богу, мама в спор не ввязывается. Эмиль тихо прислонил голову к ее бедру, а она обняла его за плечи.

Все говорят на повышенных тонах, и Эмиль вдруг понимает: им страшно. Он бы и сам охотнее всего уехал бы куда-нибудь с мамой и папой, но ясно: ехать некуда. Во всяком случае, пока.

Тетенька, похожая на рекламу зубной пасты, выкрикивает ругательства.

Эмиль покачал головой – почему ее никто не остановит? Пусть только не мама с папой, она тогда и на них начнет орать. И муж ее собрался куда-то ехать.

Эмиль посмотрел на бескрайнее поле. У него засосало под ложечкой – наверняка там, за этим еле различимым горизонтом, за полуразмытой границей зеленого и синего, притаилась какая-то страшная опасность. Он зажмурился и представил большую щетку… нет, лучше пылесос. Пылесос зажужжал, высосал все глупые страхи и собрал в бумажный пакет. Потом этот пакет вынимаем, бросаем в другой пакет, для мусора, и относим в контейнер. Приезжает мусоровоз… а куда едет мусоровоз? Куда он отвозит страхи и глупые мысли? Он решил спросить у мамы – куда, в самом деле, девается мусор, который увозят грузовики?

Открыл глаза и увидел девочку. Такого же роста, как он сам, хорошенькая и аккуратненькая, будто ее тоже, как и ее маму, сняли с рекламного щита. В его садик ходит примерно такая же. Вообще-то добрая, но плакса.

– Как тебя зовут?

– Эмиль, – он на всякий случай поплотнее прижался к маминому бедру.

– А меня Молли. Пошли играть.

Эмиль поднял голову и посмотрел на маму. Не похоже, чтобы она обрадовалась. Но потом отпустила плечо Эмиля, и Молли потянула его за руку. Мама улыбнулась и кивнула. Эмиль покорно пошел к чужому кемперу – не очень-то и хотелось, но он не знал, как отказаться.

* * *

Петер посмотрел, как Молли и Эмиль скрылись в вагончике, и свернул к машине. Дочь всегда находит приятелей… если это можно так назвать. Скорее, вербует придворных. Собирает детей и отдает им приказы. Петер знал, что Молли давно приметила этого мальчика, но не посчитала его достойным своего общества. Обычно она останавливала внимание на детях постарше – но не настолько старше, чтобы противостоять ее обаянию. Но так уж вышло – других детей нет, так что приходится довольствоваться тем, что под рукой.

Других детей нет? А где они, другие дети? Вчера еще было полно детей.

Петер откинулся на сиденье и глубоко вздохнул. Какая тишина… голоса, продолжающие обсуждать, как им передвинуть кемперы, еле слышны. Идиотское предложение, но все повелись.

Ну что ж, теперь все зависит от него. Он обязан найти выход. Вывести людей из грозной и необъяснимой пустоты.

Детское воспоминание. Петеру девять лет. Ноябрь, довольно холодно. Он стоит перед дверью квартиры, которую они с матерью тогда снимали. Тянет за цепочку и достает из кармана ключ – и в этот миг слышит какой-то странный звук в подвале. Он роняет от страха и неожиданности ключ – цепочка длинная, ключ задевает колено. Он тянется за ключом и внезапно замирает: вдруг увидел себя со стороны. Тонкая, не по сезону, купленная в секонд-хенде курточка, замахрившиеся штанины джинсов. Стоит перед дверью кое-как обставленной квартирки, где он не чувствует себя дома, и внезапно понимает, какое серое и тоскливое у него детство… все время в бегах. И в эти секунды, когда отхлынула волна испуга, он понял, в чем его единственное желание.