Любовница своего бывшего мужа - Ашира Хаан

Пока я снимала восхищенные, перемазанные кремом мордахи, пока отмывала тот же крем с себя, пока собирала свои вещи — все уже разошлись, забрав детей.

Ну и мне было пора уже возвращаться, чтобы успеть переодеться к концерту и дискотеке. Сегодня мне нужно быть отвязной и крутой. Красивой — чтобы все посворачивали головы и не было времени на воспоминания и грусть.

Только благодаря Антону я вспомнила, что эта привычка — флиртовать и знакомиться со всеми подряд, почти не задумываясь, и ходить на все тусовки, возникла у меня не просто так. В браке я была нежным котиком-интровертом, но после развода быстро поняла, что рискую сойти с ума, если ничего не сделаю с перманентным желанием лежать в кровати и скулить.

Я сознательно каждый день выходила из дома, нарядившись и натянув улыбку, забивала свой день встречами с друзьями и свиданиями, всегда отвечала согласием на любое предложение и поставила себе правило — не меньше одного свидания в неделю. Не пригласили — ищешь и приглашаешь сама. Хватило всего нескольких месяцев, чтобы стать совсем другим человеком.

Если бы это не было так больно, а мой бывший не был бы таким садистом, я бы даже поблагодарила его за такой личностный рост. Но ни одному коучу не посоветую прокачивать так своих клиентов. Слишком высокий процент брака и смертность. Зато те, кто выживает — вот как я — те могут закадрить любого зеленоглазого миллионера с полным набором кубиков на животе.

Так что я знаю отличный способ не вспоминать прошлую жизнь и не страдать. И буду им пользоваться!

Любимое зеленое платье — шерстяное, обтягивающее и льстящее моей фигуре совершенно непристойным образом. У меня большая грудь, есть талия и широкие бедра: но треугольный вырез, но вытачки, но мягкая тягучая шерсть — и просто грудь превращается в очень соблазнительную грудь, от которой не отвести глаза, а по изгибу талии самой хочется провести руками и продолжить — дальше, к бедрам. А если в декольте висит золотой кулон с крошечным, но чистым изумрудом, мои болотно-коричневые глаза становятся по-настоящему зелеными с мерцающими в глубине искрами.

Даже длиной это платье было ровно до того места, где начиналась самая красивая часть моих ног.

В общем, это было второе и последнее мое торжественное платье, в котором я всегда была смертельно сногсшибательна.

Это немного меня утешило, когда выяснилось, что так торжественно оделась только я. Остальные решили, что вчерашней официальной части достаточно, сегодня можно не выпендриваться и влезли обратно в джинсы.

Ну, зато головы в мою сторону сворачивали не только мужчины, но и женщины.

Компания разорилась аж на три музыкальные группы для дискотеки: одну из девяностых, чей расцвет большинство хоть и застало, но в весьма юном возрасте, одну из двухтысячных, еще недостаточно забытую, чтобы сходило за ретро, но достаточно надоевшую, чтобы расценки и райдеры были поскромнее. Третья была свежей — настолько начинающей, что, судя по слухам, играла здесь бесплатно. Но преподносили ее как звезду за секунду до вертикального старта.

Я слушала совершенно другую музыку, поэтому большую часть времени протусовалась в холле, где было неплохо со звукоизоляцией, а заодно с баром и закусками. И была даже стойка с высокими барными стульями, на которых я смотрелась немного эффектнее, чем на креслах-мешках, наваленных в чилл-зоне. Да, я попробовала и то, и другое, и выбираться из такого мешка в обтягивающем платье то еще удовольствие.

Без Антона, разумеется, не обошлось. Он был бы не он, если б пропустил такой роскошный повод для нетворкинга — обойти всех, со всеми перезнакомиться, перезнакомить всех с другими всеми, прослыть своим парнем, посплетничать и притереться под конец к самым полезным и высокопоставленным.

Впрочем, это я злобствовала по старой памяти. Сейчас-то он был одним из тех, с кем стремились знакомиться такие же, как он в былые времена, молодые акулята.

Завидовала я ему всегда, вот что. Даже сейчас, научившись не упускать ни единой возможности, я так не умела. Когда я еще мечтала стать настоящим фотохудожником, как большая, а не просто фоткать чужие дни рождения, я думала, что мне страшно повезло — мой муж был бы идеальным агентом. Он бы решал все официальные вопросы, обо всем договаривался, выбивал галереи, гонорары и публикации, а я бы просто творила! Увы, увы… Когда я наконец всерьез взяла в руки камеру, его в моей жизни больше не было.

Бесплатные коктейли, что-то шумное и ритмичное из зала, хорошие люди рядом — атмосфера становилась все приятнее и теплее. Кто-то уже начал танцевать под что придется — то ли под глухие ударные из зала, то ли под телефонный рингтон, и бармен быстро сообразил включить нормальную музыку.

Выходящие с концерта слушатели с удовольствием вливались в разврат. Я вытаскивала танцевать всех этих красивых задротов, которые уверяли, что никогда-никогда-никогда ни один мужик в их гордом роду не занимался такими ужасными вещами! Но всем в итоге нравилось, особенно Егору, который долго притворялся самым бестолковым, но потом ненароком выдал себя слишком ловкой связкой и вынужден был признаться, что до самого окончания школы занимался современными танцами.

Я уже почти устала и намеревалась все-таки упасть в мягкие кресла и гонять кого-нибудь из сегодняшних поклонников за добавкой коктейлей, когда на полпути меня сцапал… конечно, Антон.

— А мне танец? — нагло затребовал он и потащил в гущу толпы, не слушая возражений.

Мы очень любили сорваться вместе куда-нибудь потанцевать — даже неважно, куда. Районный клуб? Уроки сальсы? Дружеские вечеринки? Все подойдет.

Я обняла его, касаясь чуть ли не впервые за шесть лет. Если не считать того поцелуя в кладовке. Руки сами легли на плечи таким же движением как всегда — если не вспоминать, что это «всегда» было много лет назад. Меня саму пугало, как легко включились, казалось, давно демонтированные механизмы, привлекающие меня к нему, все эти реакции и жесты. Будто только и ждали условного сигнала.

И вот сейчас начинается какая-то латина, я уже и не помню ни черта, и одна не станцую — а с ним — помню. Вот так повернуться, прижаться спиной, сползти по его ногам, повернуться и бросить яростный взгляд. Уйти — вернуться, стукнуть каблуками…

В этом месте раньше мы начинали творить совсем непристойное безумие — он прижимался сзади, клал ладони на низ моего живота и начинал медленно тащить вверх и так довольно короткое платье, вжимая пальцы прямо между ног и чувствуя — зная — что белья на мне нет. И то, что кто угодно мог повернуться и увидеть это — заводило невероятно.

Ну кому я вру — сейчас, когда он ничего подобного не делает, лишь символически обозначает это движение, когда ловит мой ответный жест, тоже оборванный на половине, меня это тоже заводит.

Я так давно не танцевала.

Что за глупости, я только что перетанцевала со всем мужским половозрелым составом компании!

Но я так давно не танцевала, когда танец — отражение мыслей. Когда танец — отражение того, что будет часом позже среди скомканных простыней. Когда вот этот жаркий выдох в шею повторится до последней ноты, но будешь чувствовать не трущуюся о бедра ткань легких брюк, а кое-что горячее и твердое.