Могила Колумба - Мигель Руис Монтаньес

Служебная машина министра культуры в считанные минуты доставила компанию к большому зданию главного управления полиции. Альтаграсию пробирала дрожь всякий раз, когда ей доводилось бывать в этом доме: строгих линий, с высоченными потолками, здание было построено в период правления диктатора Трухильо. Архитектор стремился создать внушительное, подавляющее формами сооружение, и ему удалось исполнить замысел.

Сверкающий, идеально отполированный серый мрамор пола в сочетании с темно-зеленым гранитом стен создавал гнетущую атмосферу. Впечатление усугубляли толстые кованые решетки на окнах.

Детективы расселись в ожидании. Шеф должен был подойти с минуты на минуту. Неизвестность томила.

— Прямо-таки гробовая тишина! — проронил Эдвин, оглядев спутников.

— Лучше не скажешь, друг мой! — расхохотался Оливер.

Испанец еще посмеивался над метким замечанием доминиканца, когда вошел начальник в сопровождении двух офицеров. Едва присев, он громко объявил:

— Мы нашли квартиру на окраине города, где скрывались преступники. Мы полагаем, они сидели все эти дни на месте, не высовывая носа. К сожалению, они ускользнули от нас. Надеюсь, их все же удастся поймать. Я отправил на розыски чертову уйму парней. Ну посмотрим.

— Раненый бандит все еще жив? — спросил Эдвин.

— Да. Судя по всему, его лечили там же, на месте. Мы нашли бинты и медицинские принадлежности в достаточном количестве, чтобы обработать пулевое ранение. Могу также сообщить, что мы захватили черный «джипер» и массу записей. Я хочу, чтобы вы на них взглянули.

Он выложил на стол кипу бумаг. В основном это были записи грабителей, схемы собора, Маяка и других исторических достопримечательностей доминиканской столицы, причем из тех, что располагались в колониальной зоне, в самой старой части города.

— Складывается впечатление, будто они присматривались и к другим объектам, — сказал шеф полиции. — Меня тревожит, как много информации они собрали о соборе и прочих храмах и памятниках, локализованных в центре. Ума не приложу, чего добиваются эти люди.

— А это что такое? — спросил испанец, указывая на отдельные листы, на которых были нацарапаны надписи, скопированные с доминиканских памятников. Одна из них гласила: «Вседостойнейший и просвещенный муж дон Христофор Колумб».

— Так ведь это надпись с ковчега, в котором обнаружили останки в кафедральном соборе в 1877 году! — воскликнула Альтаграсиа. — Похоже, налетчики живо интересовались такого рода инскрипциями. Смотрите, они переписали ее несколько раз. Интересно, зачем?

— По-моему, факт весьма красноречивый, — ответил Оливер. — Глядя на заметки и рисунки, я бы предположил, что злоумышленники нацелились получить нечто большее, чем горстка праха.

Детективы вместе просмотрели записки. В трофейном архиве попадались и таблицы, содержавшие разнообразные комбинации из слов и фраз, заимствованных из надписи на ковчеге из собора с останками адмирала, а также из текстов с мемориальных досок на различных памятниках, воздвигнутых в честь первооткрывателя.

— А кости? Их, случайно, там не было? — спросила Альтаграсиа.

— Нет, вот их мы как раз и не нашли, — вздохнул шеф. — Вы хоть приблизительно представляете, что на уме у этих людей? Зачем им понадобилось собирать все эти надписи?

Детективы переглянулись. Действия преступников были непостижимы.

С нежного возраста я начал плавать по морю и не оставляю этого занятия по сию пору… Я путешествую вот уже целых сорок лет. Сколько путей доныне проложено, я прошел все. Я встречался и беседовал с людьми мудрыми, облеченными саном, и мирянами, латинянами и греками, евреями и маврами, и многими прочими других исповеданий…

Христофор Колумб. 1501 год

Было решено, что необходимо получить консультацию у маститых доминиканских историков, занимавшихся историей Колумба и, в частности, разрабатывавших тему, связанную с его погребениями. Они пользовались уважением в профессиональной среде, добились высокого положения в обществе и заслужили единодушное признание средств массовой информации. Так что их помощь могла стать неоценимой для следствия.

Местом неформальной встречи с эрудитами снова выбрали «Мезон де Бари». Стол в зале на втором этаже, закрытом для посетителей по такому случаю, стал импровизированной университетской кафедрой. Ожидалось, что историки дадут мастер-класс международной следственной группе. Для успешного завершения дела детективы нуждались в новых идеях и версиях и рассчитывали услышать что-то для себя полезное от квалифицированных специалистов.

Альтаграсиа представила почетных гостей.

Первый интеллектуал был человеком преклонных лет, убеленным сединами, с усами и в очках в черепаховой оправе. Он курил толстую сигару, наполнявшую зал специфическим ароматом. Его представили как дона Рафаэля Гусмана, ректора престижного Папского католического университета Мадре-и-Маэстра, основанного в 1962 году после смерти диктатора Трухильо. В этом учебном заведении преподавали ряд актуальных дисциплин, весьма востребованных в доминиканском обществе.

Второй эрудит, профессор Автономного университета Санто-Доминго, был представлен как дон Габриэль Редондо. Он выпустил серию книг о находке останков адмирала в XIX веке и считался авторитетом в области истории открытия Америки. Однако коньком профессора являлось урбанистическое развитие Санто-Доминго начиная с момента основания города. Тоже уже не юноша, Редондо выглядел моложаво с шевелюрой, лишь слегка подернутой сединой, и демонстрировал манеры, наводившие на мысль, что он малый удалой.

Команду ученых замыкала ведущий профессор Технологического института Санто-Доминго донья Мерседес Сьен-фуэгос. Специалист в области экономики эпохи Колумба, она защитила докторскую диссертацию в одном из американских университетов и выступала автором многочисленных публикаций, снискавших международное признание. Ее лицо, отличавшееся угловатостью черт, выражало твердость и уверенность. Седые волосы, тщательно приглаженные и зачесанные назад без особых ухищрений, придавали ей вид типичной ученой дамы.

Оливер имел возможность внимательно рассмотреть каждого из профессоров во время утомительного представления, которое устроила Альтаграсиа: она расхваливала своих друзей, особенно наставницу, уснащая речь бесчисленными прилагательными. Испанец выразил признательность, что столь именитые историки нашли время прийти, и попытался сломать ледок отчуждения неформальным обращением.

— Вижу, вы курите превосходнейшую гаванскую сигару.

— Ошибаетесь, сеньор Оливер, — отвечал Рафаэль Гусман. — Это доминиканская сигара, а они, как правило, намного лучше сигар наших соседей.

— О, прошу прощения! — развел руками испанец. — Дело в том, что я сам не курю и как профан всегда считал, что сигары производят на Кубе.

Эдвин, воспользовавшись этим кратким обменом репликами, закурил сигарету, что еще сократило количество кислорода в уже задымленной комнате.