Оборотная сторона полуночи - Сидни Шелдон

Она сидит в объятом прохладой тенистом дворике красивого старинного аббатства, расположенного недалеко от Рима, поигрывая пальцами в нагретой солнцем воде заросшего пруда, в котором плавают рыбки. Вдруг открывается калитка, и ей навстречу идет высокий священник в широкополой шляпе и длинной черной сутане, как две капли воды похожий на Рона Питерсона.

– Ah, scusi, signorina[2], – в смущении бормочет он, – я не знал, что у меня посетитель.

Кэтрин вскакивает на ноги.

– Мне не следовало заходить сюда, – говорит она извиняющимся тоном. – Но место такое красивое, что я не удержалась и решила тут немного посидеть. Вот сижу и упиваюсь красотой.

– Вы мой самый желанный гость. – Он наклоняется к ней, сверкая черными глазами. – Mia cara[3]... я обманул вас.

– Обманули?

– Да. – Он смотрит ей прямо в глаза своим пронизывающим взглядом. – Я знал, что вы здесь, потому что шел за вами.

Она чувствует приятную дрожь во всем теле:

– Но... но ведь вы священник.

– Bella signorina[4], я прежде всего человек, а потом уже священнослужитель.

Он бросается к ней, чтобы заключить ее в объятия, но нечаянно наступает на полу сутаны, спотыкается и падает в пруд.

О черт!

* * *

Каждый день после занятий Рон Питерсон заходил в «Насест» и усаживался в кабинке, расположенной в глубине зала. К нему быстро присоединялись друзья, и Рон оказывался в центре оживленной беседы. Когда Кэтрин стояла за прилавком у кассы, Рон, войдя в зал, всегда дружелюбно, но рассеянно приветствовал ее кивком головы и проходил мимо. Он ни разу не назвал ее по имени. Он его попросту забыл, печалилась Кэтрин.

Тем не менее каждый раз, когда он входил в зал, она широко улыбалась ему и ждала, что он поздоровается с ней, попросит свидания, стакан воды, ее невинность – все, что ему только захочется. Ведь он относится к ней так, словно она не человек, а какой-то неодушевленный предмет. Наблюдая за присутствующими в зале девушками и непредвзято оценивая их, Кэтрин пришла к выводу, что она красивее их всех, кроме одной – приехавшей с юга блондинки с потрясающей внешностью по имени Джин-Энн, с которой Рона видели чаще всего, и, уж конечно, Кэтрин много умнее всех их, вместе взятых. Так что же, скажите на милость, с ней не так? Почему никто не приглашает ее на свидание? Об этом она узнала на следующий день.

Кэтрин быстро шла через студенческий городок. Ей нужно было вовремя попасть в «Насест». Вдруг она заметила, что по зеленой лужайке прямо к ней идет Джин-Энн с какой-то брюнеткой.

– Познакомься, это Мисс Большие Мозги, – представила ее своей спутнице Джин-Энн.

«И Мисс Большие Титьки», – с завистью подумала Кэтрин, а вслух произнесла:

– Какая убийственная характеристика. Ты делаешь успехи в изящной словесности.

– Ладно, не прибедняйся, – сухо заметила Джин-Энн. – Тебе самой впору преподавать литературу. Кстати, ты ведь и еще кое-что можешь нам преподать, детка.

Она сказала это таким тоном, что Кэтрин начала краснеть.

– Я... я не понимаю.

– Да оставь ты ее в покое, – вмешалась брюнетка.

– Это почему же? – вызывающе спросила Джин-Энн. – Что она о себе воображает?

Она повернулась к Кэтрин:

– Хочешь знать, что о тебе говорят?

– Да.

– Ты лесбо.

Пораженная Кэтрин в растерянности уставилась на нее.

– Я – что?

– Лесбиянка, моя крошка. Нечего пудрить всем мозги и строить из себя святошу.

– Но... это же смешно, – пробормотала Кэтрин.

– Неужели ты взаправду веришь, что можешь вешать людям лапшу на уши? – спросила ее Джин-Энн. – Да на тебе пробу негде ставить!

– Но я... я никогда...

– Все парни здесь готовы переспать с тобой, а ты им не даешь.

– Я не знала, – проболталась Кэтрин.

– Проваливай, – отрезала Джин-Энн. – Ты не нашего поля ягода.

Подруги ушли, а потрясенная Кэтрин осталась стоять на месте, тупо смотря им вслед.

Лежа в постели этой ночью, Кэтрин не могла уснуть.

* * *

– Сколько тебе лет, мисс Александер?

– Девятнадцать.

– Вступала ли ты в половую связь с мужчиной?

– Нет.

– Нравятся тебе мужчины?

– А кому они не нравятся?

– У тебя когда-нибудь возникало желание заняться любовью с женщиной?

Кэтрин долго и мучительно думала над этим. Раньше она иногда увлекалась девочками и женщинами-учителями в школе, что было вполне естественно для ее детского возраста. Она попробовала представить себе, что занимается любовью с женщиной. Ее тело находится в объятиях другой женщины, которая целует ее в губы и ласкает мягкими женскими руками. Кэтрин невольно содрогнулась. Нет, не надо! И сама себе сказала вслух:

– Я вполне нормальна.

Да, но если это так, почему она сейчас лежит здесь одна, а не трахается где-нибудь с парнем, как все другие девушки? Может быть, она фригидна? Тогда ей, наверное, нужна операция – лоботомия или что-то подобное.

За окном спальни на востоке уже брезжил рассвет, а Кэтрин так и не сомкнула глаз. Этой ночью она твердо решила, что больше не останется девственницей и что лишить ее невинности предстоит переспавшему со всеми незамужними студентками Рону Питерсону.

Марсель – Париж, 1919 – 1939 годы

Она родилась принцессой королевской крови. Ее первые воспоминания – белая плетеная кроватка для новорожденной с кружевным пологом, украшенная розовыми ленточками и усыпанная мягкими игрушками в виде различных животных, красивыми куклами и золочеными погремушками. Она быстро усвоила, что, стоит ей только открыть рот и подать голос, кто-нибудь обязательно поспешит к ней, возьмет на руки и успокоит. Когда ей было шесть месяцев от роду, отец стал вывозить ее в сад в детской коляске, где разрешал ей потрогать цветы, приговаривая:

– Посмотри, принцесса, какие они красивые, но ты намного прекраснее любого из них.

Дома ей нравилось, когда отец высоко поднимал ее своими сильными руками и подносил к окну, из которого она видела крыши многоэтажных зданий, а он говорил ей:

– Вот оно, твое королевство, принцесса. – Отец показывал пальцем на высокие мачты кораблей, стоящих на рейде и слегка покачивающихся на волнах. – Видишь те большие корабли? – спрашивал он. – В один прекрасный день они станут твоими и ты будешь ими командовать.