Бегство к себе. Жизнь подростка - Мария Гиппенрейтер

Я решила запрячь Умного, прицепив к оглоблям два тяжелых бревна, и погонять его с этими бревнами по двору часа два. Когда он окончательно вымотается, я на него и запрыгну. На приготовления потребовалось некоторое время, так как нужно было связать бревна цепью между собой и потом прикрепить их к оглоблям. Умный дал себя запрячь и послушно таскал бревна волоком по двору. Часа через два он покрылся пеной, его пошатывало, и он уже не мог сдвинуться с места. Момент был самый подходящий. Не распрягая, я быстро запрыгнула ему на спину. Что было потом, помню смутно. Каким-то образом я очень быстро оказалась на земле, а у меня над головой в воздухе просвистели два бревна.

Умный бешено носился по двору, разметывая бревна, оглобли, седёлку, вожжи. Освободившись от всего, он встал как вкопанный посреди двора, раздувая ноздри и дико кося глазами. Мы оба так и не поняли, что произошло.

Проверив, целы ли кости, и собрав по кустам сбрую, я решила, что мы с ним просто будем ходить гулять в лес, и мне вовсе не обязательно при этом сидеть у него на спине.

Приближалось начало покоса, и в середине июля нам прислали подмогу. Подмогой оказалась семейная пара лет пятидесяти. Выяснилось, что это бывшие заключенные, отсидевшие по десять лет, она — за крупную растрату, он — за убийство. Так как жить в крупных городах им не разрешалось, они приехали в заповедник. Женщину звали Таисия. Она была наполовину якуткой, с черными как смоль прямыми волосами, черными пронзительными глазами, в которых иногда загорался дикий и злой огонек. Голос у нее был низкий, она курила трубку. Ее муж Юра выглядел вполне миролюбиво, не считая щетины и нескольких шрамов на лице.

Поселиться они должны были во втором доме, и даже остаться в нем зимовать, поэтому мы бросили все силы на его утепление и благоустройство. Стены дома не были проконопачены, между бревнами светились щели. Никто не хотел браться за это, потому что работа эта муторная и однообразная. Меня спросили, не хочу ли я подзаработать? Я согласилась. Мне выдали тюк пакли, деревянную лопаточку и колотушку и показали, как это делается: нужно свернуть из пакли длинный жгут, засунуть его в щель между бревнами и при помощи лопатки и колотушки плотно забить туда паклю. Конопатить нужно было снаружи и изнутри дома. Платили мне три копейки за погонный метр. Первые два часа было очень интересно. Когда оба конца у лопаточки расплющивались, нужно было выстрогать себе новую. Закончила я через неделю, получив за работу пятнадцать рублей, из чего следовало, что я законопатила пол погонных километра стен.

Юра с Таисией освоились на новом месте и иногда приходили к нам «в гости». По ходу дела выяснилось, что оба они хорошо выпивают. В трезвом виде они были благожелательны, занимались хозяйством и тоже учили меня жизни. Таисия научила меня всем тонкостям выпечки хлеба. Надо сказать, что хлеб у нее получался удивительный — мягкий, пышный и очень вкусный.

— Тесто руки любит, — говорила Таисия. — Месить его надо до тех пор, пока тесто от рук само не отстанет. Прежде чем ставить хлеб в печку, надо проверить температуру. Выгреби все угли, вымети чисто золу и потом сунь руку в глубь печки по плечо. Если руке горячо, значит, и хлебу будет горячо. Он не подойдет как надо и может подгореть. Если рука терпит, значит, температура правильная. Есть еще и другой способ: брось в печку горсть муки. Если она сразу ярко вспыхивает, значит, горячо, если слегка мерцает и переливается искорками, — как раз.

Когда они напивались, события могли развиваться по двум сценариям. Юра впадал в сентиментальное настроение и начинал вспоминать разные истории из лагерной жизни. Или рассказывал, как он строил Беломорканал и там пырнул кого-то ножом в живот в ответ на словесное оскорбление. За это его, собственно, и посадили. Иногда они просили попеть под гитару и учили меня лагерным песням. Поговорив и попев, мы мирно расходились.

Но бывало и по-другому. Во время беседы глаза у Таисии вдруг загорались злобным огнем, она начинала пристально на меня смотреть и тихо говорить:

— Что, девка, глаз на моего мужика положила? Я ведь все вижу. Смотри у меня, я ведь церемониться с тобой не стану.

В этом у меня не возникало никаких сомнений.

Иногда за меня вступался Юра:

— Оставь девку в покое, что она тебе сделала? Зачем я ей, старый, нужен?

Это только подливало масла в огонь, начиналась свара, дело доходило и до драки. Я убегала в лес и там пряталась, пока страсти не утихнут.

Начался покос. В тайге травы мало. Растет она в основном по поймам речек и ручьев. Такой ручей вытекал из леса недалеко от кордона, вдоль него мы и должны были косить. Трава была сочная, густая, высотой два метра. Чтобы увидеть друг друга в этой траве, приходилось подпрыгивать и махать руками. Косить я не умела, но пришлось быстро научиться. Вставали мы в пять утра, когда только начинало светать, и косили до полудня. Всю вторую половину дня до заката ворошили и сушили скошенное сено, сгребали в небольшие копешки, чтобы ночная роса его не намочила. В первый же день я натерла себе кровавые мозоли, все тело ломило от непривычной работы. Так продолжалось месяц. С рассвета до заката мы работали на покосе.

В высокой траве иногда скрывались большие осиные гнезда. Некоторые были величиной с футбольный мяч. Однажды, махнув в очередной раз косой, я услышала странный гул. Казалось, что где-то летит самолет, но звук шел откуда-то из-под земли. Как потом выяснилось, я скосила осиное гнездо. Первые несколько мгновений потревоженные осы вьются около гнезда, потом поднимаются вверх и атакуют противника. Я этого ничего еще не знала и стояла и прислушивалась, пытаясь понять, откуда идет звук. Вдруг прямо передо мной из травы поднялся рой ос и ринулся на меня. Отшвырнув косу, я бросилась бежать. Осы гнались за мной и пикировали как торпеды. Причем одна и та же оса могла жалить несколько раз. Казалось, что спасения нет. Добежав до мелкого ручья, я плашмя легла в него так, чтобы вода закрыла все мое тело. Только тогда осы отстали. После этого случая я несколько дней лежала дома в бреду и с высокой температурой. Все тело распухло и болело от многочисленных укусов, в голове гудело, мысли путались, без конца мерещились осы.

Это научило меня осторожности. В следующий раз, когда я вдруг скашивала осиное гнездо и слышала зловещий гул, то, не дожидаясь, пока осы поднимутся и меня обнаружат, бросала косу и опрометью с визгом неслась напролом. Наверное, я установила скоростной рекорд по бегу в тайге. С тех пор у меня развился панический страх перед осами, от которого я не могла избавиться потом много лет.

Через две недели покоса я почувствовала, что истощена до предела. Несмотря на все мои страдания, наши «зэки» выдергивали меня на рассвете из постели и волокли на работу. Жизнь утратила краски, я стала ко всему безразлична. Единственным моим желанием было, чтобы меня оставили в покое и дали тихо умереть. Но умереть мне не дали. Покос продолжался. Пришла пора свозить вместе копны и метать большой стог. Тут-то и пригодились Умный и наша с ним дружба. Когда несколько стогов были поставлены, приехал Зырин и стал замерять объем и вес сена. Шестнадцати тонн, по его подсчетам, не набиралось. Пришлось докашивать. Пройдя критический момент, я втянулась в работу. Мозоли затвердели, мышцы перестали болеть, тело окрепло, и я стала получать удовольствие от всего этого процесса.