Поручик Ржевский и дама с солонкой - Иван Гамаюнов

зацепиться, да и на ощупь было не лучше. То ли дело другие партнёрши!

Обычно, когда Ржевский, танцуя с очередной прелестницей, касался её спины на самой границе выреза платья, то чувствовал, как по телу дамы разбегаются мурашки, словно торопятся сообщить всем органам и частям: «Ржевский здесь! Ржевский здесь!»

Мурашки чувствовались даже через перчатку, поэтому невольно возникала мысль: «Вот бы проделать то же самое без перчатки…» Конечно, всякому кавалеру во время танца полагалось быть в перчатках и не снимать их, но если незаметно снять хотя бы одну…

В общем, если бы не обязанность уделять внимание Тасеньке, поручик мог бы заниматься куда более приятными делами. К тому же среди дам успели распространиться слухи, что причиной его отставки стала несчастная любовь. И якобы по той же причине он безвыездно прожил два года в деревне, не бывая даже в Твери. Дамы весьма чувствительны к таким историям, и из этого можно было извлечь немалую выгоду.

– Я слышала, что вы безнадёжно влюблены. Это правда? – недавно спрашивала ясноглазая шатенка, когда Ржевский отплясывал с ней галоп.

Поручик, притворяясь растерянным, потупил глаза, невольно уставившись даме в декольте.

– А откуда у вас такие сведения, сударыня? Последнее время я никому не открывал своего сердца.

– В начале бала с вами танцевала одна девушка. – Шатенка смущённо улыбнулась. – Она спросила вас, почему вы два года никуда не выезжали. А вы так выразительно вздохнули… Значит, причина в сердечных делах! Когда девушка передала мне вашу с ней беседу, я сразу так решила.

– Сударыня, вы столь же проницательны, сколь и прекрасны, – ответил Ржевский. – А когда вы на меня так смотрите, я чувствую, что моё сердце понемногу исцеляется… Если бы вы подарили мне ещё один танец…

– Это невозможно, поручик. – Дама ещё больше смутилась, а глаза ещё больше заблестели. – На все другие танцы я уже приглашена. Всё расписано до конца бала.

– А если бы мы с вами уединились в дальней комнате…

– Это невозможно, поручик.

– Вас и туда кто-то пригласил раньше меня? – удивился Ржевский.

Дама звонко рассмеялась:

– А вы шутник, – но так ничего и не ответила.

Во время вальса другая дама, блондинка с нежным личиком, тоже расспрашивала Ржевского о сердечной ране:

– Поручик, до меня дошли слухи, что вы жестоко страдаете.

– Страдаю, сударыня, – отвечал Ржевский. – Но когда вы рядом, мне делается легче.

– Отчего же?

– Возможно, оттого, что дама, из-за которой страдает моё сердце, блондинка, как и вы, – сказал поручик. Разумеется, если б его партнёрша по танцу оказалась брюнеткой, он и причину своих страданий назвал бы брюнеткой.

– О! – оживилась дама. – Значит, вы любите блондинок, поручик?

– А вы рыжих мужчин любите, сударыня? – спросил Ржевский, тряхнув рыжими кудрями.

– На что вы намекаете? – замялась блондинка.

– На то же, на что и вы, – ответил поручик.

– Я не на это намекала, – решительно произнесла дама.

– А на что?

– Сама не знаю.

– А откуда тогда знаете, на что намекал я?

Блондинка наморщила носик:

– Поручик, догадаться не сложно: вся Россия знает, что вы всегда намекаете на одно и то же!

На кадриль Ржевский пригласил даму с рыжеватыми волосами и прелестными веснушками, просвечивавшими сквозь пудру.

– Поручик, я о вас наслышана, – сказала рыжая прелестница.

– О том, что я жестоко страдаю? – спросил Ржевский.

– А также о том, что вы известный пошляк, – улыбнулась дама. – Поэтому со мной воздержитесь от пошлостей.

– Это как?

– Никоим образом не упоминаем пошлые предметы.

– А про предметы гардероба говорить можно?

– Про те, которые скрыты от глаз? Разумеется, нет.

– А про такие непошлые, как шляпа или перчатки?

– Ну, если про них…

– Тогда, – начал поручик, – признаюсь, как мне жаль, что кавалерам нельзя танцевать с дамами, не надевая перчаток.

– Ох, поручик! Вы даже из разговора о перчатках сделаете пошлость, – заметила дама. – Танцевать без перчаток – неприлично.

– Всё познаётся в сравнении, – возразил Ржевский. – Вот если б я танцевал ещё и без верхней части мундира, в одних рейтузах…

Рейтузы не являлись скрытой частью гардероба, поэтому дама не могла упрекнуть поручика в нарушении запретов:

– В одних рейтузах это уж совсем неприлично, – ответила она.

– А если бы дама танцевала без платья, только в белье и корсете?

– Поручик! Вы нарушили запрет.

– И всё же ответьте.

– Это совсем-совсем неприлично!

– А если бы я танцевал вообще нагишом?

– Это совсем-совсем-совсем неприлично!

– А если ещё и дама начнёт нагишом танцевать?

– Это так неприлично, что дальше некуда!

– Как это некуда? – удивился Ржевский. – Когда я рейтузы снимаю, и дама голая, то самое интересное начинается…

Но сейчас, во время танца с Тасенькой поручику не то что рейтузы, а даже перчатки снимать не хотелось. Мало того, что вид у неё – смотреть не на что, так и характер не слишком приятный. На поверку она оказалась любительницей лезть в чужие дела.

Судя по всему, слух о «разбитом сердце» Ржевского распространила именно эта девица, за что её можно было бы благодарить… если б теперь она не вздумала лезть в его дела с Софьей!

– Поручик, я должна вам кое-что сообщить о госпоже Тутышкиной. Обещайте, что никому не скажете о нашей беседе, – сказала Тасенька, как и в прошлый раз, во время другого танца, начав разговор первой.

Ржевский снисходительно усмехнулся:

– Да бог с вами, Таисия Ивановна! Вы как будто собрались открыть страшную тайну.

– Она не страшная, но важная, – приглушённо произнесла Тасенька и продолжала: – Госпожа Тутышкина изменяет мужу.

«Это же превосходная новость!» – подумал Ржевский. Ему опять захотелось выразить благодарность собеседнице, но это желание почти сразу исчезло.

– Поручик, зря вы хотели ухаживать за ней, – всё так же тихо говорила Тасенька.

– Не понимаю вас.

– Она изменяет мужу, но изменяет не с вами. А значит, вам придётся подождать, пока прежний любовник ей наскучит.

– Таисия Ивановна, вы как будто любовных романов начитались, – сказал Ржевский.

– Госпожа Тутышкина уже не первый год изменяет мужу с одним и тем же любовником, – не унималась сплетница. – Вы будете лишний.

«Интересный поворот,